Оглавление тома "Советская Республика и капиталистический мир. Часть I".

Л. Троцкий.
РЕЧЬ НА III ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ РАБОЧИХ, СОЛДАТСКИХ И КРЕСТЬЯНСКИХ ДЕПУТАТОВ*42

Тов. Троцкий говорит о том, что многие присутствующие принимали участие в том историческом заседании II Всероссийского Съезда Советов, когда был принят декрет о мире*43. В тот момент Советская власть утвердилась только в важнейших пунктах страны, а число веривших в ее силу за границей было совершенно ничтожно. Мы приняли декрет единогласно, но это казалось лишь политической демонстрацией. В особенности же в этом убеждали всех те партии, которые предостерегали нас от Октябрьского восстания. Они говорили, что практических результатов эта революция не даст, что, с одной стороны, нас не признают и с нами не захотят говорить германские империалисты, а с другой - нам объявят войну за вступление в сепаратные переговоры о мире наши "союзники". Под знаком этих двух предсказаний и развивались наши стремления заключить всеобщий демократический мир. И что же? Декрет был принят 26 октября, когда Керенский и Краснов были у самых ворот Петрограда, а 7 ноября мы по радиотелеграфу уже обратились к нашим союзникам и противникам с предложением заключить всеобщий мир. Вы помните, товарищи, как отнеслись к этому союзные правительства и их агенты, - они обратились к генералу Духонину с заявлением и протестом, в которых они предупреждали, что дальнейшие шаги по пути ведения сепаратных переговоров о мире поведут за собою тягчайшие последствия. Мы ответили на этот протест 11 ноября воззванием ко всем рабочим, солдатам и крестьянам, и в этом воззвании мы заявляли, что мы ни в коем случае не допустим, чтобы наша геройская армия проливала свою кровь под палкой иностранной буржуазии*44. Мы с самого начала с презрением отмели угрозы западных империалистов и приняли тот путь, который был продиктован революционной совестью народа. Прежде всего, мы, во исполнение наших давнишних обещаний, опубликовали тайные договоры*15 и заявили, что мы отметаем все, что противоречит интересам широких народных масс всех стран. Народные массы поняли нас и признали. Ни одна газета не решилась протестовать против факта коренного изменения рабочим и крестьянским правительством всех методов дипломатии, против того, что мы отказались от всех ее подлостей и бесчестных шашней. Мы избрали этот метод потому, что мы поставили своей задачей просветить народные массы, открыть им глаза на сущность политики их правительств и спаять их в борьбе и в ненависти против этих правительств, против буржуазно-капиталистического строя. Немцы обвиняли нас в том, что мы затягиваем переговоры*39, но все народы с жадным вниманием прислушивались к каждому нашему слову, и этим была в течение двух с половиной месяцев мирных переговоров оказана делу мира колоссальная и неоценимая поддержка, которая была признана даже более честными из наших противников.

Разговоры о мире велись уже давно. Еще царские министры в какой-то комиссии, тайно-претайно, шушукались о том, как бы сговориться с германской военщиной. В нашем распоряжении имеются также многие документы из эпохи правления Керенского, на основании которых мы берем на себя смелость утверждать, что и оно пыталось начать разговоры о том, как бы приблизить мир. Но впервые нами был поставлен вопрос о мире в такую плоскость, когда он уже не мог быть затушеван какими бы то ни было закулисными махинациями, и в результате - 22 ноября нами был подписан акт о приостановлении военных действий. Мы снова обратились к союзникам с предложением присоединиться к нам и вместе с нами повести мирные переговоры, но ответа мы не дождались, хотя союзники уже не пытались на этот раз пугать нас угрозами. Мирные переговоры начались 9 декабря, через полтора месяца после принятия декрета о мире, и потому лживыми являются направленные против нас обвинения продажной и социал-предательской печати в том, что мы не сговорились с союзниками. Мы в течение полутора месяца их оповещали о каждом нашем шаге и призывали присоединиться к нам*45. Наша совесть чиста, мы сделали все, что было в наших силах, и к чему мы были обязаны перед широкими народными массами всех стран, состоявших с Россией в союзе. Вина за то, что мы все же вынуждены были вступить в сепаратные переговоры о мире, падает не на нас, а на западных империалистов, а также на те русские газеты, партии, группы и подгруппы, которые все время предсказывали рабочему и крестьянскому правительству смерть и срок нашей гибели измеряли днями, а в лучшем случае - неделями. Если империализм находил свое вдохновение в русской лживой и клеветнической печати, если он во всех этих бесчисленных статьях и заметках находил опору для своих аннексионистских стремлений, то, с другой стороны, отклик революции на Западе этой предательской тактикой так называемых социалистов сильно замедлялся. Так или иначе, 9 декабря начались мирные переговоры, и тотчас же делегация Четверного Союза потребовала перерыва для обсуждения предложений российской делегации. Мы, понятно, с нетерпением ожидали ответа делегаций Четверного Союза, и через каждые два часа нас оповещали о том, закончено ли их совещание, и возобновились ли или не возобновились переговоры, а в это время буржуазная и соглашательская печать по всем перекресткам вопила, что в тайных переговорах в Брест-Литовске мы продаем Россию оптом и в розницу*46. 12 декабря пришел ответ Четверного Союза, и этот ответ изумил весь мир. Германцы заявили, что они соглашаются на мир без аннексий и контрибуций, что они признают право народов на самоопределение и отказывают в этом праве лишь тем народам, которые были порабощены и ограблены еще до этой войны. Повторяем, заявление делегаций Четверного Союза, с германской делегацией во главе, было вначале предметом всеобщего изумления. Следует помнить, что война началась при таких условиях, когда германские империалисты находили возможным говорить лишь афоризмами Бисмарка*47 и Клаузевица*48 о пушках большого диаметра. Когда они кончили эти разговоры демократической формулой мира без аннексий и контрибуций на началах самоопределения народов, то для всех нас было ясно, что это лишь лицемерие; но мы даже не ожидали от них проявления лицемерия, потому что, как сказал один французский писатель, лицемерие является последней данью порока добродетели. И то, что германский империализм счел необходимым принести эту дань демократическим принципам, доказывает, что положение внутри Германии настолько серьезно, что вынуждает германский империализм к попытке подкупить широкие народные массы маской демократических тенденций. Если вы возьмете протоколы, то вы увидите, что нас не обманула эта неожиданность. Мы предупреждали германских империалистов о том, что их попытки придать демократической формуле хищническое практическое истолкование не приведут к положительным результатам. Мы вступили с ними в переговоры с целью добиться большей ясности, и германский империализм должен был проявить себя во всей своей капиталистической наготе. Это прежде всего обнаружилось при обсуждении вопроса о перемене места переговоров.

Тов. Троцкий рассказывает подробности переговоров и выясняет позицию обоих сторон при обсуждении этого вопроса*2. Затем, он переходит к вопросу об участии в переговорах Украинской Рады*65.

Мы знали, - говорит он, - о том, что украинская делегация имела целый ряд тайных совещаний с немецкой и австрийской делегациями, и мы заявили украинцам, что мы обязуемся вести все наши переговоры с делегациями Четверного Союза при участии украинской делегации, что мы обязуемся сообщать протоколы всех тех заседаний, на которых она, по тем или иным причинам, не присутствовала или не будет присутствовать, - но что мы требуем такого же отношения к нам и со стороны украинской делегации. Нам ответили, что сделают соответственный запрос у киевского правительства, но ответа мы до сих пор не получили, несмотря на наши многократные напоминания. Тактика украинской делегации и киевской Рады - это, в сущности, перевод на украинский язык тактики правительства Керенского. Слабость украинской Рады лишила ее возможности вести самостоятельную, честную и открытую политику, и история зло подшутила над теми, кто видел свою опору против "предательства" большевиков и левых эсеров в украинской Раде. Мы знаем, до чего цинична была поддержка, оказывавшаяся Раде со стороны посольств и миссий наших союзников; мы знаем, - в Украину шло и английское золото, и французское офицерство, и тяжелая артиллерия обоих этих стран, но Рада поступила с ними, как поступают при первой возможности все мелкобуржуазные правительства более слабых государств, как поступили Болгария и Румыния, как поступил черногорский король, одновременно получавший взятки у Австро-Венгрии и России. Альбер Тома высказывает надежду, что именно Украина спасет интересы французской биржи на Восточном фронте, а тем временем киевская Рада уже вступила в сепаратные и тайные переговоры с немцами, как вступила бы несомненно и та часть Учредительного Собрания, которая несколько дней тому назад добивалась здесь власти.

Свежие немецкие газеты дали нам возможность дать себе отчет в том, что делается теперь в Германии. Там существуют, по-видимому, судя по буржуазной прессе, три ориентации: первая представляет собою аннексионистов высшей марки, которые видят основную цель политики Германии в захватах по всем направлениям, опираясь на военную машину Гинденбурга; вторая ориентация представляет либеральную буржуазию и социал-патриотов, которые направляют все свое империалистическое внимание на борьбу против Англии, считая возможным и целесообразным заключить более или менее сносный мир с Россией, - для того, чтобы, создав новую континентальную коалицию, иметь тем больше шансов на победу над Англией; и, наконец, третья ориентация, к которой принадлежит и Кюльман, считает невозможным сломить Англию и пытается взять свой реванш на Восточном фронте. Эта ориентация имеет, по-видимому, самую широкую поддержку и в самой Англии, где также считают невозможным победить Германию и пытаются ее удовлетворить за счет России*49.

Этим объясняется вся позиция германской делегации и весь ход наших переговоров с нею. В пункте первом декларации Кюльмана признавалась обязанность воюющих стран очистить все оккупированные ими территории. Пункт второй делает из этого правила "изъятия" в пользу Германии, совокупность которых, в сущности, совершенно аннулирует действие первого пункта*50. Если мы переведем абстрактные названия подлежащих изъятию областей на язык цифр, то мы увидим следующее: на основании пункта первого и пункта второго, Германия обязана освободить территорию пространством в 12 - 15 тысяч квадратных верст, а во власти оккупации остаются области пространством около 200 тысяч квадратных верст. Пункт первый, как мы видим, в связи с пунктом вторым, является лишь попыткой замаскировать неслыханные хищнические аппетиты германских империалистов; и если германская делегация все же решилась вступить с нами в мирные переговоры, если Кюльман позволил себе предложить нам эти циничные условия, то только потому, что он надеялся, что мы пойдем ему навстречу в этом величайшем обмане широких народных масс. Это неудивительно: вся наша буржуазная и социал-предательская пресса в течение многих недель и месяцев убеждала империалистов всего мира в том, что мы являемся лишь наемниками германского кайзера и что мы решили заключить мир во что бы то ни стало*46. Это настолько вдохновило председателя германской делегации, что он смело предложил нам эти разбойничьи условия, быть может, с полной уверенностью, что мы сделаем все возможное для того, чтобы замаскировать истинный смысл этих требований.

Но Кюльман ошибся. Мы вступили с ним в переговоры, как вступают в переговоры со своими капиталистами или с их представителями рабочие-стачечники после стачки. Бывают случаи, когда стачка проиграна, - может случиться и такая несчастная политическая и социальная ситуация, при которой представители рабочих вынуждены будут подписать мир с представителями капиталистов на таких условиях, которые явно противоречат их интересам. Но истинные представители революционного пролетариата никогда не приложат своих рук к тому, чтобы покрыть обманом сущность подписанного ими договора. И мы с самого начала раскрыли скобки кюльмановской декларации, сорвали маску с представителей германского империализма. Казалось бы, после этого нам не о чем было разговаривать с германской делегацией. Но мы считали себя обязанными внести максимальную ясность в дело, для того чтобы у широких народных масс не оставалось никаких сомнений относительно целей обеих участвующих в переговорах сторон. Сами того не желая, представители противной стороны нам помогали в этом. Прежде всего, в вопросе о перемене места переговоров они нам поставили ультиматум.

Тов. Троцкий подробно излагает весь ход дискуссии о перемене места переговоров и то, как в процессе этой дискуссии выяснились истинные взгляды и намерения германской военщины*51.

Германские аннексионисты пытались дать хоть какую-нибудь почву для распространяемых их печатью взглядов на российскую делегацию. Если наша буржуазная и социал-предательская пресса, равно как и ее братья в странах союзного империализма, представляет нас своим читателям во образе германских наемников, силящихся похитрее предать интересы всех народов правительству Вильгельма, то и германские аннексионисты стараются изобразить нас в виде хитрых лазутчиков империализма стран Согласия, которые думают лишь о том, чтобы выведать все слабые стороны германской военной и хозяйственной машины и потом прервать переговоры для возобновления военных действий с большим успехом.

Принятием германского ультиматума о продолжении переговоров в Брест-Литовске мы нанесли удар этой злостной клевете. И мы воспользовались им для того, чтобы лишний раз доказать наше искреннее стремление к честному демократическому миру, точно так же, как и отсутствие серьезных намерений в этом направлении у наших противников, пытавшихся сорвать мирные переговоры на второстепенном вопросе о месте их ведения. Мы продолжали переговоры, которые вначале дали картину какой-то теоретической дискуссии о понятии права на самоопределение народов*52.

Германские империалисты всячески доказывали нам, что сущность второго (ограничительного) пункта их декларации имеет своим основанием то обстоятельство, что для нас война кончается тотчас же, когда мы подпишем с ними мир, в то время как они будут продолжать войну, и потому, с их стороны, было бы в высшей степени неосмотрительным очищение всех стратегических позиций, которые были ими заняты на том или ином фронте. Впрочем, - говорили они, - в оккупированных странах Восточного фронта ими будет оставлено очень немного войск, ровно столько, как мы понимаем, чтобы держать в узде литовских, польских и курляндских рабочих и крестьян, не позволяя им даже заикнуться о борьбе против социального гнета. Мы констатировали это на мирных переговорах, и мы определенно поставили вопрос о том, когда же будут войска выведены окончательно из оккупированных областей, в случае заключения общего мира. Германская делегация очень долго уклонялась от прямого ответа на этот вопрос и, наконец, вынуждена была осведомить через наше посредство широкие народные массы о том, что она отказывается дать какие бы то ни было гарантии исполнения ею обязательства очистить оккупированные территории, равно как и отказывается назначить вообще срок этого очищения. Маска была сорвана.

Тов. Троцкий говорит, однако, что Германия не питает, по-видимому, намерения аннексировать все занятые ее войсками территории. Это значило бы включить в состав Германии широкие массы "мятежников". С картой в руке товарищ Троцкий доказывает, что германцы преследуют прежде всего военные цели, и говорит, что наши военные специалисты утверждают, что намеченная германскими империалистами граница с Россией является для нас положительно гибельной. Германцы, очевидно, преследуют не только эту цель, но и хотят создать в оккупированных ими странах невыносимый переходный режим, который явился бы самым лучшим средством для подавления революции в столь близкой к пределам самой Германии территории.

Эти свои положения тов. Троцкий развивает в своей речи с исключительной убедительностью. Затем он переходит к вопросу об отказе от контрибуций. Он говорит, что германские империалисты на словах отказались от контрибуций, но они выставили целый ряд требований, удовлетворение которых, по нашему расчету, потребует от нас от 4 до 8 миллиардов. Шейлоковский счет германского империализма нам еще не представлен, но мы убеждены, что они не поскупятся при определении всех убытков от конфискаций, реквизиций и т. п. преступлений военного времени, которые совершены были царским правительством и правительством Керенского. Этот счет, как и все условия германских аннексионистов, по нашему глубокому убеждению, молчаливо одобрен в Лондоне: английский империализм ясно сознал, что победить Германию он не в состоянии, и вот за счет России предоставляется та компенсация, которую германскому империализму нужно дать для того, чтобы он стал сговорчивее в переговорах со своими великобританским и американским собратьями. Этот адский план обнаруживается при самом поверхностном анализе одной из речей Ллойд-Джорджа, который не сумел скрыть этого общего счета мирового империализма русской революции. К этому стремится и вся политика мирового империализма на Украине, в Румынии и во всех других областях, где империализм соприкасается с русской революцией*53.

Тов. Троцкий говорит, что как раз в этот момент румынские войска, содержащиеся на французские деньги и руководимые французскими инструкторами, расстреливают под Галацом две наши дивизии из тяжелой английской артиллерии. Мы ответили на это наложением запрета на весь золотой фонд Румынии, находящийся в Москве, в сумме от пятисот миллионов до одного миллиарда франков, и высылкой за пределы России всех агентов румынского посольства. Но, ведя самую энергичную борьбу со всеми попытками внешней или внутренней контрреволюции, мы никогда не забываем о том, что все ее фронты обязаны своим происхождением прямому участию одних и попустительству других наших "союзников". Мы знаем, что не одни те враги, с которыми мы уже вступили в непосредственную борьбу, являются нашими врагами. Мы знаем, что врагов у нас достаточно, и если бы на свете существовали исключительно они, то русская революция, быть может, была бы уже взята в смертельные тиски, ибо и Вильсон, и Кюльман, и Ллойд-Джордж, и Клемансо имеют одинаковые цели. Но, к счастью, это не так. У нас имеются и союзники, могущественные, честные и преданные союзники. Наш метод ведения переговоров выяснил уже широким народным массам все позиции и все цели. Мы имеем возможность сказать германской делегации, что не мы, а она затянула переговоры, определенно высказав лишь теперь то, что могла бы нам высказать в первые минуты переговоров. И то, что она нам сказала, мы уже передали рабочим, солдатам и крестьянам воюющих с нами стран; те десять дней перерыва, которых мы потребовали, прошли не бесследно.

Тов. Троцкий подробно останавливается на всех последних сообщениях из Австрии и Германии и говорит, что в обеих этих странах политический кризис достиг высокой точки, что в Германии реакция уже угрожает военной диктатурой и т. д. и т. д.*54. Мы не можем, говорит тов. Троцкий, заниматься праздными пророчествами, но мы дали достаточную пищу для обострения классовой борьбы, для развития борьбы за мир в Западной Европе, и своими дальнейшими шагами мы будем стремиться к пробуждению западного пролетариата, к организации его сил, к обоснованию его политических стремлений, и параллельно с этим мы неуклонно будем проводить в жизнь две существеннейшие задачи момента: демобилизацию армии и продолжение мирных переговоров, в течение которых мы, во всяком случае, будем по-прежнему разоблачать все те предложения, которые противоречат основам демократического мира*55.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Тов. Троцкий выступает для заключительного слова по своему докладу. Он говорит, что русская революция сделала попытку пробить заколдованный круг огня и крови, созданный этой войной, но никто ни на минуту не сомневался заранее в том, что это - задача исключительной трудности, что войной до исключительной глубины обострены противоречия существующего строя и что задача - устранить эти противоречия из круга социальной жизни - по своим размерам слишком грандиозна. Мы предсказывали, что подлинный демократический мир возможен лишь в том случае, если во всех странах вспыхнет социальная революция, и если эта революция одержит окончательную победу; и теперь ясно, как день, что дать обязательство заключить только подлинно демократический мир значило бы дать обязательство в том, что социальная революция, о которой все здесь говорили, вспыхнет немедленно, и что она будет в самом широком смысле этого слова победоносной. При таких условиях самое выражение "похабный мир"*56 неуместно и недостойно, является кощунством в глазах и пред лицом окровавленной, задыхающейся в муках и бедствиях Европы. Оно является еще более кощунственным при мысли о тех мучениках, которые вот уже более трех с половиной лет гибнут в условиях, совершенно невыносимых для всякого живого организма, там, в траншеях, на фронте. Нет, "похабного мира" быть не может; может быть лишь несчастный мир. И когда в Германии был поднят вопрос о торговых договорах, одна газета, принадлежащая, приблизительно, к тому течению, какого у нас придерживается "Новая Жизнь", спрашивала: "сколько солдатских голов должно быть уложено, сколько человеческих жизней должно быть уничтожено для того, чтобы капиталисты той или иной страны имели возможность наживать лишний миллиард прибыли?" При таких условиях является подлинной буржуазной похабщиной, которую социал-предательские партии и газеты всегда готовы всячески поддерживать и теоретически освещать, всякое утверждение о том, что мир должен быть заключен лишь при наличности всей суммы демократических завоеваний и гарантий. Социал-предатели, являющиеся во всех вопросах социальной жизни крайними минималистами, в этом случае проявляют слишком явный и подозрительный крайний максимализм*57. Они как будто забывают, что для того, чтобы отстоять тот или иной торговый договор, приходится говорить о том или ином количестве человеческих жизней. Они как будто не понимают, что для того, чтобы дать тем или иным народам полное право на самоопределение, нужно преодолеть большое военное насилие.

Тов. Троцкий говорит, что он оттеняет позицию социал-предателей вовсе не для того, чтобы предлагать принять условия германского мира или хоть сколько-нибудь смягчить их хищническую сущность. Он считает нужным, однако, заявить: кто скажет, что есть возможность дать ручательство за заключение только общего и только демократического мира, тот - демагог и шарлатан. Это значило бы, что мы должны дать кому-то обязательство, что мы не заключим мира до тех пор, пока этого не захотят английские и американские империалисты. И это значило бы, что русская революция берет на себя обязательство одними своими силами опекать весь мир и устранить в нем в ближайшем будущем все насилия и несправедливости существующего строя.

Тов. Троцкий напоминает участникам Съезда о тех делегациях, которые еще до Октябрьской революции являлись от имени различных армий на заседания Петроградского Совета. Эти делегаты говорили, что солдаты не могут больше продолжать войну, что они будут в окопах лишь до 1 ноября и, самое крайнее, до первого снега. И если они этих окопов не покинули, и если в окопах в настоящее время остаются, продолжают оставаться еще миллионы солдат, то это потому, что у них есть твердая уверенность, что рабочее и крестьянское правительство заключит мир и не оставит их в этих страшных окопах ни одной секундой больше того, чем это будет продиктовано необходимостью. Взять на себя обязательство заключить только общий мир значило бы выдать мародерам французской и английской биржи такой вексель, который, по их произволу, пришлось бы оплачивать морями крови наших революционных солдат и их братьев по ту сторону окопов. Если бы мы были вынуждены отказаться от союза с этими мародерами и заключить сепаратный мир, то ни один английский или французский рабочий не поднимет камня и не бросит его в нас, ибо всему миру известно, что мы сделали все, что только было в человеческих силах, для того чтобы добиться общего мира.

Здесь говорили еще о том, что ошибочным шагом в этом направлении была наша тактика по отношению к Учредительному Собранию*58, которое придало бы особый авторитет нашим мирным призывам. Тов. Троцкий раскрывает алгебраическую формулу Учредительного Собрания и говорит, что оно является не чем иным, как совокупностью партий левых с.-р., большевиков, объединенцев, меньшевиков, правых с.-р. и кучки кадетов. Власть Учредительного Собрания означала бы лишь власть партии Керенского, Чернова и др., чуть-чуть дополненных Церетели. Мы слишком знаем их по их делам, для того чтобы у нас могли возникнуть в связи с передачею им власти какие бы то ни было надежды. Без всякого сомнения, они, не имея никакой опоры в рабочих Советах, без которых невозможна никакая война и никакая государственная деятельность, преследовали бы лишь одну цель - заручиться поддержкой солдат и потому заключить мир во что бы то ни стало.

Тов. Троцкий приводит ряд фактов, называет имена Руднева и др., с которыми беседовали представители французской миссии, и утверждает, что именно они добивались бы мира во что бы то ни стало. Он не отрицает, что, быть может, с Кюльманом они скорее нашли бы общий язык и даже общие цели, но рабочие Вены, Берлина, Будапешта были бы устранены, как могучий фактор этих мирных переговоров. Линдов и Мартов принадлежат к тем партиям, которые когда-то считали преступной авантюрой наше Октябрьское восстание. Теперь они этого не говорят, и более того, Линдов признал великие заслуги Октябрьской революции в вопросе о должной постановке нами дела мирных переговоров. Теперь они ставят нам в упрек лишь роспуск Учредительного Собрания. Но мы надеемся, что на IV Съезде Советов они признают великие заслуги нашей партии перед революцией, оказанные ей роспуском Учредительного Собрания. Теперь они говорят о "похабном мире", ну, а если бы германцы нам действительно предложили, отказавшись от каких бы то ни было контрибуций, немедленно освободить все оккупированные ими территории и предоставить населяющим их народам полную свободу самоопределения, - было бы это демократическим миром? (с правого сектора отвечают: "да").

- А между тем, - говорит тов. Троцкий, - эти условия предлагает не кто иной, как один из представителей германского империализма, Бернгард, который надеется этим путем освободить руки германского империализма на Восточном фронте и бросить все силы на Англию и Францию. Положение в высшей степени сложное. И мир поистине демократический и общий возможен лишь в том случае, когда вспыхнет победоносная мировая революция. Мы верим в нее, но мы не можем дать гарантии, что ни при каких условиях мы не найдем возможным дать передышку русскому отряду международной революции до этого генерального сражения.

Мы едем сегодня глубокой ночью в Брест-Литовск в гораздо лучших условиях, чем мы оттуда уезжали. Мы получаем возможность сказать Кюльману, что его милитаристический карантин, которым он намеревался оградить курляндских помещиков от заразы революции, недействителен, чему доказательством являются Вена и Будапешт*54. Мы не встретим также там представителей Рады, так как Центр. Исполн. Комитет Советов Украины признал единственно полномочным вести переговоры о мире Совет Народных Комиссаров. Мы сумеем также опираться и на события в Киеве*59, и на то, что против Каледина идут 20 казачьих полков и т. д. и т. д. Мы сумеем сказать, что гражданская война нас не ослабляет, а лишь усиливает, и что такая же гражданская война, усиливающая наши позиции, вспыхнула уже и в Австрии*54. И ввиду всего этого мы не говорим здесь никаких торжественных слов, мы не даем никаких клятв, но мы обещаем вам вместе с вами бороться за честный демократический мир. Мы будем бороться, и они не сумеют нам противопоставить угрозу наступления, ибо у них не может быть уверенности в том, что германские солдаты пойдут в наступление. Мы будем, нимало не колеблясь, продолжать демобилизацию армии, ибо мы продолжаем формировать социалистическую красную гвардию. И если германский империализм попытается распять нас на колесе своей военной машины, то мы, как Остап к своему отцу, обратимся к нашим старшим братьям на Западе с призывом: "Слышишь?" И международный пролетариат ответит - мы твердо верим в это: - "Слышу!".
 


*42 III Съезд Советов - происходил в Петрограде с 23 по 31 января 1918 г. На Съезде присутствовало 1046 делегатов, из них с решающим голосом - 942. Партийный состав в отчете Съезда не указан. По имеющимся косвенным данным, подавляющее большинство принадлежало коммунистам и левым эсерам, с преобладанием коммунистов; прочие партии имели в общей сложности не более 100 мест. Главнейшими вопросами, стоявшими в порядке дня Съезда, были: 1) вопрос об организации Советской власти, 2) отчет мирной делегации о переговорах, 3) основной закон о земле.

По первому пункту была принята, после доклада Ленина, предложенная за несколько дней до этого Учредительному Собранию и отвергнутая им "Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа". (Помещена в Собр. соч. Н. Ленина, т. XV, стр. 54.) Основной закон о земле был принят без прений.

Отчет о мирных переговорах делал тов. Троцкий. После выступления дополнившего доклад тов. Каменева и ряда фракционных ораторов, Съезд принял резолюцию, одобряющую деятельность Совета Народных Комиссаров и Брестской делегации и предоставляющую им весьма широкие полномочия для последующих переговоров. (Резолюция помещена в наст. томе стр. 67).

*43 См. об этом примечание 1.

*44 Нота представителей союзных держав к Духонину - помещена в Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, пр. 168; воззвание от 24/11 ноября, о котором упоминает т. Троцкий, обращенное к "Полковым, дивизионным, корпусным и армейским комитетам, советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов", помещено там же, стр. 166.

*45 См. примечание 1.

*46 Все буржуазные и соглашательские газеты были действительно полны такого рода утверждениями. Приводим для примера отрывок из передовой "органа социалистической мысли" "Дня" от 20/7 декабря 1917 г., посвященной заключенному 15/2 декабря перемирию:

"Лихорадочная поспешность, с которой смольное правительство заключает перемирие и мир, заставляет строить некоторые догадки, благо, переговоры большевиков с германскими генералами так тщательно окутаны дипломатической тайной, что остается только предполагать, а не оценивать. Надо думать, что власть, которая придет на смену большевикам, представит гораздо больше интересного материала для установления преступной связи деятелей "социальной революции" с германскими империалистами, чем шифрованные телеграммы Терещенко к послам Российской Республики". (Речь идет о секретных дипломатических документах царского и временного правительств, опубликованных НКИД. Ред.)

"Смольная "власть" потеряла даже тень независимости... Под видом всамделишных переговоров русская делегация просто получает в Бресте инструкции и наказы, подлежащие беспрекословному исполнению" и т. д.

Статьи, посвященные переговорам, помещались в "Дне" под хлесткими заголовками: "Распродажа России началась", "Предательство России на мази" и т. п. Не отставали, разумеется, и прочие газеты, обвинявшие советское правительство в "циничном и подлом предательстве" по отношению к союзникам, в "закулисных сделках с немцами" и т. д. и т. д.

*47 Бисмарк - крупнейший политический деятель Германии второй половины XIX века - имперский канцлер с 1871 по 1890 год. За применявшееся им беспощадное подавление оппозиционных политических партий был прозван "железным канцлером". (Подр. см. Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 2, прим. 198.)

*48 Клаузевиц (1780 - 1831). Прусский генерал и военный писатель, сыгравший крупную роль в развитии теории военного искусства. Участвовал в кампаниях против Наполеона в 1812 - 1813 гг., был на русской службе.

*49 Из указанных тов. Троцким ориентаций одержала верх ориентация военной партии. Намечавшееся верховным командованием наступление на Западе требовало скорейшей ликвидации положения на Востоке. Рассчитывая на безусловную победу, военная партия втайне и не желала присоединения Антанты к переговорам.

"Немецкие генералы, - читаем мы в воспоминаниях Чернина (запись 24 декабря), - "боятся", что Антанта согласится на заключение общего мира... Если на Западном фронте будут одержаны победы, на которые германские генералы рассчитывают наверняка, то их требования возрастут до беспредельности".

Неудивительно, что верховное командование было приведено в ярость принятием в основу принципов советской делегации в декларации от 25 декабря.

"Днем положение все ухудшается, - читаем мы далее у Чернина (27 декабря). - Грозные телеграммы Гинденбурга об отказе от всего. Людендорф телефонирует через час; новые припадки гнева. Гофман очень раздражен".

Под давлением военной партии делегации Четверного Союза уже через 3 дня (28 декабря) отказались от провозглашенных ими принципов. Под ее же давлением и был предъявлен ультиматум, приведший к разрыву переговоров, а затем и к наступлению 18 февраля (см. прим. 100).

*50 См. прим. 21, 29 и прилож. NN 4 и 6.

*51 См. прим. 2.

*52 См. отдел "Дискуссия по вопросу об очищении оккупированных областей и самоопределении наций", особенно заседания политической комиссии 11 января (утреннее и вечернее).

*53 Убеждение в том, что между Германией и странами Антанты заключено соглашение за счет России, было в тот период чрезвычайно распространено в партийных кругах.

Это убеждение несомненно имело под собой почву, поскольку есть все основания полагать, что возможность такого соглашения обсуждалась или, по крайней мере, прощупывалась заинтересованными сторонами.

Первые предположения о такого рода соглашении возникли еще накануне Октябрьской революции. Победа Октябрьской революции могла только укрепить эти предположения. Насколько редакции удалось выяснить, впервые мысль о возможности такого соглашения была высказана т. Лениным в его "Письме к товарищам-большевикам, участвующим на областном съезде советов Северной области" (опубликовано в "Правде" от 7 ноября 1925 г.), где мы находим следующее место:

"... мы все прекрасно знаем быстрое нарастание сговора и заговора международных империалистов против русской революции. Задушить ее во что бы то ни стало, задушить ее и военными мерами и миром за счет России - вот к чему подходит международный империализм все ближе"

*54 Революционное движение в Германии и Австрии - действительно достигло к этому времени небывалого размаха. События развертывались под лозунгом "хлеба и мира". Непосредственным поводом к выступлениям послужило ухудшение продовольственного положения. Население голодало: зимой 1916 - 1917 года в Германии не хватало даже картофеля, который был заменен брюквой, с трудом доставлялись в далеко недостаточных количествах пшеница и кукуруза из Румынии. Еще хуже обстояло дело в Австрии: главенствовавшая в Четверном Союзе Германия снабжала в первую очередь себя, к тому же весь аппарат снабжения в Австрии никуда не годился. 16 января в Австрии паек муки на главу семьи был уменьшен до 475 грамм. В тот же день мы читаем в дневнике Чернина:

"Из Вены отчаянные вопли о помощи, о продовольствии. Меня просят немедленно обратиться в Берлин с просьбой о помощи, иначе катастрофа неминуема".

Одновременно с этим рабочие волновались из-за отсутствия сведений о ходе мирных переговоров. Накануне (15 января) в Вене состоялись массовые рабочие собрания, на которых были вынесены резолюции протеста по поводу отсутствия сообщений о мирных переговорах и были заявлены требования о заключении демократического мира и предоставлении Польше, Литве и Курляндии гарантий самоопределения. 17 января в Вене и ряде провинциальных городов вспыхнула забастовка. В Вене забастовал арсенал, заводы, работающие на оборону, и частные заводы. То же происходило и в Нижней Австрии. В Брюнне, Кракове и Будапеште происходили демонстрации с требованием немедленного заключения всеобщего мира. "Дурные вести из Вены и окрестностей, - читаем мы в дневнике Чернина 17 января, - сильное забастовочное движение, вызываемое сокращением мучного пайка и вялым ходом Брестских переговоров".

Правительству пришлось пойти на уступки: оно обещало приложить все усилия для скорейшего заключения мира, реорганизовать на демократических началах продовольственное дело, демократизировать избирательное право в коммунах, сообщать о ходе мирных переговоров и отменить милитаризацию рабочих организаций. Австро-венгерская социал-демократия поспешила удовлетвориться этими обещаниями. Адлер заявил, что рабочие добились всего, чего можно было добиться при создавшихся условиях. Однако, несмотря на согласие ЦК соц.-дем. на прекращение забастовки, волнения продолжалась. Тем временем события в Австрии нашли себе отклик в Германии. И здесь основными поводами для волнений послужили продовольственные затруднения и затяжка переговоров. Основным лозунгом движения являлось и здесь требование немедленного заключения демократического мира.

Начавшаяся в Берлине забастовка немедленно перекинулась в провинцию. Забастовали Крупповские заводы, Данцигские верфи, Гамбургские заводы "Вулкан", заводы военных снаряжений в Киле, остановилась военная промышленность Берлина и окрестностей. В Берлине, где бастовало до полумиллиона человек, образовался совет рабочих депутатов, выставивший следующие требования: 1) заключение всеобщего демократического мира, 2) введение всеобщего избирательного права в Прусский ландтаг, 3) освобождение арестованных и 4) реорганизация продовольственного дела. Одновременно с этим состоялся ряд крупных демонстраций против войны. 1 февраля Берлин и ряд других крупных центров движения были объявлены на военном положении. При пассивном, а иногда и враждебном отношении к движению социал-демократов и профсоюзов, объявивших себя "нейтральными" и отказывавших в выдаче пособий бастующим рабочим, германскому правительству удалось справиться с движением. Оно было подавлено, совет был разогнан и на время "порядок" был восстановлен.

*55 После тов. Троцкого с одобрением политики делегации выступили от большевиков - тт. Каменев и Зиновьев, от левых эсеров - Камков, от максималистов - Ривкин.

Выступавший от правых эсеров Коган-Бернштейн критиковал внешнюю политику советского правительства.

*56 О "похабном, позорном" мире говорил интернационалист Канторович, выступавший в прениях по докладу тов. Троцкого.

*57 Такого рода утверждение делалось выступавшим в прениях правым эсером Коган-Бернштейном, заявившим, что внешняя политика Советской власти не соответствует принципам Интернационала. Перепевами на эту тему были полны все соглашательские газеты того периода.

*58 Собравшееся через 2 1/2 месяца после Октябрьской революции Учредительное Собрание "явилось выражением старого соотношения политических сил, когда у власти были соглашатели и кадеты", как говорилось в декрете ВЦИК от 21/8 января 1918 г. о роспуске У. С. Что это было действительно так, видно из сделанного Святицким подсчета делегатов по их партийной принадлежности. По его данным всего было избрано 703 депутата. (Отсутствуют сведения о выборах на Кавказе, в Туркестане и Степной области.) Из них: правых эсеров - 299, левых эсеров - 39, большевиков - 168, кадетов - 15, украинских социалистов - 81, меньшевиков - 18; остальные 83 члена Учредительного Собрания разбивались по мелким националистическим партиям. (Н. В. Святицкий "Итоги выборов во Всероссийское Учредительное Собрание", изд. "Земля и Воля", Москва, 1918 г.)

Совершенно ясно, что при таком составе У. С. могло и должно было противопоставить себя Советской власти. В первом же заседании, 18/5 января, после избрания председателя (председателем был избран В. Чернов), тов. Свердлов от имени ВЦИК предложил У. С. принять "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа", вошедшую впоследствии в основной закон РСФСР. Когда У. С. в виде протеста против "захватчиков власти" отказалось обсудить декларацию, большевики, огласив декларацию (см. Собр. соч. Н. Ленина, т. XV, стр. 57), ушли с заседания. Вслед за ними ушли и левые эсеры. В ночь с 19 на 20 января ВЦИК издал декрет о роспуске У. С. (см. там же, стр. 61) и передаче всей власти Советам. Под видом защиты У. С. правые эсеры совместно с офицерством попытались поднять восстание, но организованная ими демонстрация только показала, что сочувствие широких масс не на их стороне.

"Народ и не подумал о поддержке тех, которые считали себя его избранниками, а на деле были тенями уже исчерпанного периода революции". Разгон Учредительного Собрания, с созывом которого у союзников были связаны надежды, а у Германии - опасения, что оно возобновит войну с немцами, чрезвычайно ухудшил наше международное положение и, в частности, - положение советской делегации в Бресте. Вот как описывает тов. Троцкий создавшееся после разгона Учредительного Собрания положение:

"Немцы все же опасались вначале, что мы сговоримся с "патриотическим" Учредительным Собранием, и что это может привести к попытке продолжения войны. Такого рода безрассудная попытка окончательно погубила бы революцию и страну; но это обнаружилось бы только позже и потребовало бы нового напряжения от немцев. Разгон же Учредительного Собрания означал для немцев нашу очевидную готовность к прекращению войны какой угодно ценой. Тон Кюльмана сразу стал наглее. Какое впечатление разгон Учредительного Собрания мог произвести на пролетариат стран Антанты? На это нетрудно было ответить себе: антантовская печать изображала советский режим не иначе, как агентуру Гогенцоллернов. И вот, большевики разгоняют "демократическое" Учредительное Собрание, чтобы заключить с Гогенцоллерном кабальный мир, в то время как Бельгия и северная Франция заняты немецкими войсками. Было ясно, что антантовской буржуазии удастся посеять в рабочих массах величайшую смуту. А это могло облегчить, в свою очередь, военную интервенцию против нас. Известно, что даже в Германии, среди социал-демократической оппозиции, ходили настойчивые слухи о том, что большевики подкуплены германским правительством, и что в Брест-Литовске происходит сейчас комедия с заранее распределенными ролями. Еще более вероподобной эта версия должна была казаться во Франции и Англии" ("О Ленине", стр. 80).

Именно под влиянием этих соображений тов. Троцкий стал в этот момент на ту точку зрения, что при таких обстоятельствах подписание мира явилось бы как бы подтверждением этих сплетен, и выдвинул формулу "ни мир, ни война" (см. прим. 38, 109, прил. N 3).

*59 25 января Киев после упорного десятидневного боя с войсками центральной Рады был взят советскими войсками. Подр. о событиях на Украине см. примечание 65.

*15 Опубликование тайных договоров, - которого большевики безуспешно добивались за весь период хозяйничанья Временного Правительства, началось вскоре после Октябрьской революции. Секретные дипломатические документы б. Министерства Иностранных Дел печатались в конце 1917 г. и начале 1918 г. в "Известиях" и "Правде", а также выпускались Народным Комиссариатом по иностранным делам отдельными брошюрами под заголовком "Сборник секретных документов из архива бывшего Министерства Иностранных Дел". Первый такой сборник вышел в декабре 1917 г.

Опубликованные материалы вскрыли империалистический характер войны и захватнические замыслы как царского правительства, так и его "союзников".

*39 С точки зрения тех целей, какие себе ставила в этот момент советская делегация и советское правительство - революционное воздействие на рабочие и солдатские массы стран Четверного Союза, а также стран Антанты, - необходимо было во что бы то ни стало затягивать возможно дольше переговоры. "Чтобы затягивать переговоры, нужен затягиватель", говорил тов. Ленин, настаивавший на поездке тов. Троцкого в Брест. С этой точки зрения нарекания немецкой правой печати на то, что советская делегация затягивает переговоры, были не лишены основания.


Оглавление тома "Советская Республика и капиталистический мир. Часть I".