М.: Аспект Пресс, 2002. - 223 с. Валерий Арменович Саруханов Азбука Телевидения И все-таки кто же самое-самое главное лицо на Телевидении?.. "У нас принято считать, что зритель все сожрет, не заботясь о политесе, — отвечает Борис Берман, создатель "Команды-2". — Фигня! Все поймет на подсознательном уровне. Просто объяснить не сможет — где там склейка, где аллюзии всякие, где переход монтажный удачный. Не надо обольщаться по поводу "тупоумия"зрителя. — А потом добавит в сердцах: — Сейчас Телевидением занимается тот, кто не доказал обратного"("Новая газета", 21.04.99). И кто же после всего этого ГЛАВНЫЙ НА Телевидении как НЕ ЗРИТЕЛЬ?.. Но хватит "перелистывать страницы доказательств", а то получается бытописательство какое-то. А наши беседы как будто претендуют на... На что? На серьезность? Глубину Мысли? Научность? Тогда, может быть, попробуем "переписать"такое?.. "В 1982 г. англичанин А. Бергер предложил перечень двадцати четырех потребностей, которые зритель удовлетворяет с помощью масс-медиа: развлечение, видеть властителей вознесенными и низвергнутыми, видеть и чувствовать красоту, разделять опыт с другими, удовлетворять любопытство и информационный голод, приобщаться к божеству и божественному промыслу, найти отвлечение, испытать разделенное чувство, испытать сильные эмоции, не нарушая норм приличия, найти Модели для подражания, самоидентификации (самоутверждения), получить Информацию о мире, подкрепить веру в справедливость, укрепить веру в романтическую любовь, в магию и чудеса, видеть, как другие ошибаются, увидеть порядок в окружающем мире, участвовать в Истории вместо кого-то, освободиться от неприятных эмоций, получить удовлетворение сексуальным желаниям без нарушения норм приличия, безнаказанно исследовать табуированные объекты, испытать безобразное, подтвердить высокие моральные, духовные и культурные ценности, видеть разбойников в действии. Отметив, какие из ваших потребностей удовлетворяет ТВ, можно сделать заключение об эффективности вещания. Так как СМИ находятся в рыночном пространстве, для них привлекательно представлять коммуникацию в терминах "продукта и рынка". Однако этот язык, конечно, метафорический: аудитория не покупает ТВ-текст (пока! — В.С)., точно так же, как дети — не рынок для уроков, а избиратели — не рынок для призывов политических деятелей. Массовая Информация — тонкий процесс взаимодействия обмена, передачи смысла, так же, как разговор двух людей. Коммуникация зависит от общения членов аудитории друг с другом, она межперсональна, а не внутриперсональна"(Ю. Устинов. Язык Телевидения. СПб., 1996). И. Кокорев выделяет "три типа зрителей в зависимости от того, что для них является доминирующим: духовно-личностная ориентация, профессионально-функциональная ориентация или потребительская ориентация". По Фромму, у человека существует несколько первейших потребностей: 1. Любовь как предельное самораскрытие личности. 2. Потребность творчества. 3. Потребность ощущать глубокие корни, гарантирующие безопасность бытия. 4. Поиск объекта поклонения, стремление к уподоблению, образу. 5. Стремление к познанию, освоению мира. Фрейд объяснял механизм потребности в искусстве (как творца, так и зрителя) процессом сублимации (персонификации, идентификации). Адорно: "Индивид ищет в телевизионном зрелище не вечных истин, не повода для развертывания аналитических способностей, не глубоких художественных впечатлений. Он тянется к телезрелищу под воздействием психологических влечений... Так, отвергая насилие в качестве мыслящего субъекта, рядовой зритель находит в экранных преступлениях привлекательное зрелище, искупительное освобождение от повседневных переживаний". А вот и совсем не научное, но очень человеческое и понятное: "Сегодня человек просто не знает, куда ему обратиться со своей маленькой проблемой, со своим горем, болью. Верующий человек может пойти в церковь. Куда деваться другому? Мы в меру сил снимаем горечь обиды и оскорбления. Мы можем за человека заступиться. Да просто сказать: "Ты прав". Это важно..."(Лев Новоженов. О "Времечке"и себе). И, конечно, "наиболее традиционной является дифференциация телеаудитории по социально-демографическим признакам: возрасту, полу, уровню образования, социально-профессиональной принадлежности, месту жительства. Исследованиями зафиксировано, что люди с одинаковыми социально-демографическими характеристиками не только предпочитают зачастую близкие типы программ, но и обнаруживают сходство в своем отношении к ним. Это связано с наличием у них совпадающих потребностей и интересов, с приблизительно одинаковым уровнем знаний и языковой компетенции, с общностью установок и ценностных ориентаций. Все это факторы структуры личности, и они могут быть избраны в качестве самостоятельных критериев дифференциации телеаудитории"(Э. Багиров). А что касается потребностей, то — "для одних Телевидение, прежде всего, источник оперативной Информации, для других — преимущественно средство отдыха, форма развлечения, а также приобщение к событиям и проблемам культурной и политической жизни, третьи рассматривают его как способ эмоциональной разрядки и т.д."(как говорят острословы — "жвачка для глаз". — В.С).. Ибо Телевидение — это: "Иной язык, иной способ выражения, гораздо более упрощенный, подобный серии картинок. Эти картинки должны быть достаточно самостоятельными, чтобы зритель в халате мог отвлекаться, разговаривать с соседом и т.д., не теряя связи с представлением. Подобные взгляды на особенности телевизионного восприятия долгое время служили основой формообразования выразительных средств телевизионного творчества. Однако, при дальнейшем уточнении социально-психологического аспекта восприятия, выяснилось, что "зрителя вообще"в природе не существует... специфика Телевидения... заключается в многовариантности, многообразии возможных форм представительства искусства на телевизионном экране, увеличении числа "степеней свободы"художественного творчества на Телевидении, отражающих многообразие функций Телевидения в жизни зрителя"(В. Вильчек. "Искусство в телевизионной программе"). Но... "даже наше восхищение Телевидением можно принимать в терминах защитных механизмов ego, посредника между желанием удовольствий (id) и страхом наказания (super ego). Основные защитные механизмы: • амбивалентность (одновременное чувство любви и ненависти); • избегание (отказ контактировать с угнетающими объектами); • фиксация (навязчивая поглощенность чем-либо, как результат травмировавшего опыта); • идентификация (желание стать похожим на кого-либо); • проекция (отрицание враждебности в себе и приписывание ее другому); • репрессия (подавление инстинктивных желаний, воспоминаний и т.д).; • супрессия (решение выбросить что-либо из головы, сознания); • рационализация (предложение рациональных объяснений для бессознательных действий); • регрессия (возвращение на ранний этап жизни)". И, наконец, "пять основных условий эффективности коммуникации: 1. Чем больше монополия источника над реципиентом, тем больше эффект источника. 2. Эффект тем больше, чем больше совпадения ТВ-послания с верой, мнениями, установками получателя. 3. Эффект будет наибольшим на периферических, незнакомых темах, которые не в центре системы ценностей реципиента. 4. Эффективность коммуникации тем больше, чем выше статус и власть источника. 5. Социальный контекст влияет на коммуникацию в случае приема и в случае неприема. Ни одна из сторон, участвующих в коммуникации, не знает, кто есть другая сторона, — это особенность масс-коммуникаций. Кодировка послания и его декодирование проходят по разным кодам, обусловливая аберрации декодировки. Это нормально для масс-медиа, но налагает дисциплину на кодирующего так, чтобы послание было близким к центру понимания Культуры и коды были бы широко доступны. С другой стороны, аберрации предохраняют зрителя от прямого давления какой-либо одной версии правды"(Ю. Устинов). Что ж, если наука свидетельствует, что от дурного воздействия телеящика человека предохраняет аберрация, то... Dum spiro, spero, как говаривал Цицерон, а по другим сведениям — Овидий. Пока живу, надеюсь. Надеюсь, что нам удастся защитить себя от Телевидения. Впрочем, надежд все меньше. Горечи и сарказма в голосе — все больше. Однако "не за горами время, когда потребители сами смогут определять характер и формы получаемой Информации"— так считает директор Би-би-си Джон Барт. Это будет началом истинной демократизации жизни. А пока... ТВ для 90% населения — единственное окно в духовный мир. И если мы хотим остановить деградацию общества, это должен быть мир Культуры. Произошла подмена ценностей. При помощи ТВ возникли некие новые культовые фигуры, не имеющие на то никаких оснований. В результате непоправимо снизился уровень всех областей творчества — актерский, режиссерский, музыкальный. Главной фигурой становится телеведущий, далеко не всегда мыслитель и Цицерон. Телевидение должно вернуть обществу нормальную систему критериев. Восстановить иерархию культурных ценностей"(Савва Кулиш. Новое вино в старые мехи не наливают. "Общая газета", №30, 1997). Конечно, всем давно ясно, что Телевидение должно "давать"весь спектр. Но представьте себе при этом человека, который целый день сидит у телевизора. (Совсем как грудной ребенок каждые двадцать секунд ищет лицо матери. Контакт глазами создает ему комфорт). Ведь это уже не человек, а телевизионный критик или телевизионная приставка. Даже если ему будут показывать сначала Третьяковку, потом фильм о происхождении человека, потом философские чтения, Бергмана, Тарковского... Я вам скажу честно, хоть я всю жизнь отработал в "ящике", я считаю, что это достаточно усредненная вещь, а не средство воспитания культурного человека. Средство воспитания — это книги. А высокую литературу, высокое кино смотрят немногие. С другой стороны, скажите: кому нужно Телевидение, которое никто не смотрит? (Любопытно, как звучал бы в эпоху всепроникающей телемании известный Афоризм Анны Ахматовой "Читатели газет — глотатели пустот"?) К тому же, если вглядеться в диаграммы, которые вычерчивают самописцы системы телеметрии, можно подивиться "нервности"современной аудитории, нетерпеливо перескакивающей с канала на канал. С появлением пульта дистанционного управления нам понравилось "играть кнопками", даже в разгар популярной программы не отказывая себе в удовольствии узнать — нет ли еще чего-нибудь интересненького. Привыкаем смотреть урывками, не хотим или уже не можем сосредоточиться на чем-то одном, теряем и в цельности впечатлений, и в глубине осознания. Но... послушаем Лидию Польских (Телевидение без признаков Телевидения. "Московские новости", №9, 1996): "Часы, проведенные на телевизионных встречах, можно считать экстатическим слиянием народа и его Телевидения. Они нашли друг друга на пространстве кича, около огромной замочной скважины. И не приведи господь кого-то из них упрекать в низости вкусов, восклицая о пропащей духовности. Каждый сам находит свою нишу. Если же наше Телевидение, поставленное в тиски рекламы, вынуждено идти на активный отлов кича, то это значит лишь, что мы с вами вляпались в период стихийного рынка со всеми его несимпатичными признаками. Крича о своем могуществе, оно в этом случае покорно выполняет роль истинного слуги народа. И, как всякий слуга, оно радуется, что можно что-то сделать малыми затратами труда и головы. Телевидение может оправдать свою лень грубыми, но, впрочем, верными аргументами: оно должно прежде всего ориентироваться на сегодняшний спрос, ловить удачу, не всегда задумываясь о своем имидже, дальних перспективах и стратегии. Оно вынуждено — и готово — ежедневно выбрасывать на рынок пусть третьего сорта, но горяченькую продукцию (если таковая подворачивается под руку). Ставят в эфир то, что принесет приличные дивиденды. Тем более что и зритель за этот кич голосует двумя руками. Но при этом Телевидение (продюсеры и прочие руководители) должно хотя бы понимать, что оно, привлекая столь примитивным способом, понижает свое качество и теряет умение расставлять собственные силки для ловли зрителя. Что рано или поздно скажется самым плачевным образом. Тем временем появляются первые признаки утомления зрителей — уж не всякий юбилей или награждения созывают многомиллионную толпу. Монотонность пересилила любопытство. Чем заменит эти зрелища Телевидение, развращенное непыльной работой?" Нынешнему поколению жить (ну, естественно, при благоприятном (?!) развитии событий) при капитализме. В состоянии ли оно освоиться среди фьючерсов и опционов (особенно если эти "фьючерсы"и "опционы"сделаются составной частью нашей Культуры, а значит, и Телевидения), устроиться, как дома, в рыночной экономике. (Кстати, слово "экономика"на древнегреческом означает не что иное, как "умение вести дом"). Получится (получится ли?) у нас "вести"свой уже не вполне новый (куда ж деваться от своих традиций и опыта!), но как будто заново возникший (рыночный?) теледом? На этот вопрос отвечаем словами Виталия Майского, режиссера и продюсера Ren TV: — Да, жить с интеллигентным лицом не так просто, как казалось. Придется показывать такой кошмар, который и описать невозможно. Однако немалая аудитория хочет смотреть только это дерьмо. И, по большому счету, имеет право видеть то, что хочет. Для нее мы вполне интеллигентно открываем специальную рубрику, которая так и называется: "Плохое кино". Но в другой день в это же время у нас будет идти "Фестиваль фестивалей". И люди будут иногда по ошибке попадать на хорошее кино. А человек, который хоть раз попробует настоящее пиво, пить дрянь уже не будет. — А ты не думаешь, что человека, который всю жизнь пил сивуху, от хорошего коньяка стошнит? — Может, и так. Наше дело — предложить товар в ассортименте, а выбор — дело покупателя. Вообще я хочу сказать, что от Телевидения нельзя требовать слишком многого. Оно всегда сиюминутно. Хотите вечного — смотрите кино, читайте книги, слушайте Баха... Телевизор — это окно автобуса. Открывается красивый вид — смотрим; проезжаем мимо забора — утыкаемся в книгу. Никто ведь не заставляет смотреть. И продолжаем устами уже знакомой нам Инны Туманян: "И в голову приходит простенькая мысль: ничего принципиально нового "новые телерусские"не принесли. Кроме вкусов своего поколения — что естественно. Не принесли главного — содержания. Потому, видно, так грубо кто-то сострил: все украли (из западных программ) — остальное купили. Новое поколение оказалось просто новой генерацией, в чисто физическом смысле этого слова. Каковы особенности этой генерации? Про клипово-тусовочное сознание говорить не буду — это уже общее место. Яростное отталкивание от Культуры — как у студентов, вчера сдавших экзамен по ненавистному предмету. Легковесность — вместо легкости, развязность — вместо раскованности. Простодушно-наивное убеждение, что с них началась История. И как итог — невежество". Выдающийся наш артист Михаил Ульянов явно без особого оптимизма оценивает "переходный культурный период": "Мне кажется, что Культуру у нас понимают как знание каких-то эстетических наборов. Я же мыслю ее как прежде всего уважение к близкостоящему человеку. Скажем, раньше в деревнях была большая Культура общения людей. Она заключалась в законах, выработанных сообществом — общиной. В определенных табу, через которые никому не позволительно было преступать. В точном ощущении, что стыдно — что не стыдно, что можно — что нельзя делать. По очень простой причине: в противном случае сообщество сразу принимало тебя как изгоя. До тех пор, пока заново не будет выработана Культура общения, мы, боюсь, не продвинемся никуда. То есть Культуру, в нашем понимании, ни в коем случае нельзя забрасывать, ей надо помогать, нельзя, чтоб рассыпались клубы и библиотеки или закрывались театры. Но пока нет условий жизни, при которой нормально будут выработаны какие-то элементарные нормы, мы в Культуре ничего не обретем, поверьте". Сегодняшнему Телевидению катастрофически не хватает любви к человеку. Он появляется на экране либо как объект для бесстрастного рассмотрения — неважно, есть на нем железная маска или нет, — либо в качестве заведомого дурака. "Человек из толпы"находит ответ на глупейший вопрос телевизионной игры и бурно радуется, получив свой пылесос, или же становится жертвой прямого издевательства... Неужто это и в самом деле потому, что, как говаривал один теледеятель, "Телевидение стало таким же бизнесом, как мыловарение: он должен быть выгодным и самоокупаемым. А в эфире выживают только те, кто будет экономически целесообразен...". (Как ни странно, но в наших СМИ нынешнее время оценивается резко негативно и самодовольно. А современная Культура, не переставая жаловаться, насмешливо относится ко вчерашнему дню). А не получилось ли так, что вчерашние высоты искусства просто показались слишком опасными нынешнему поколению и бессмертной улыбке Кабирии нет места на нынешних суетных ристалищах? Может быть, дело в том, что она — на все времена, и тогда возникает опасность сравнений и тревожная мысль о том, что не так все просто, как хотелось бы?! Я давно утвердительно ответил на этот вопрос, тайно пугаясь своей несовременности (и оправдываясь каким-никаким, но возрастом и отсутствием "рыночных черт характера"), и с удовольствием сделаю это словами моего доброго знакомого (переписывать — так переписывать! Чистоту жанра надо сохранять!) — доктора искусствоведения Михаила Германа из его статьи в газете "Невское время"(12.08.1995), названной "...ТО СЕРОЕ ВРЕМЯ". А как возник этот заголовок и почему в кавычках — вы поймете сразу, как прочтете: "Один из ведущих столичного Телевидения, говоря о замечательных актерах-сатириках семидесятых годов, так и сказал: "В то серое время только они и были нашей отрадой". "Но разве вычеркнуть и изгладить из памяти — не есть вернейший путь к неведению?"— спрашивал мудрый Монтень. "Серое время"... А такое — бывает? Помним ли мы (сами или по книгам) хоть какую-нибудь эпоху, которую бы не проклинали и которой бы не восхищались? Даже в самые тяжелые военные годы люди обретали нечто такое, по чему потом тосковали всю жизнь: братство, ясность отношений, понимание того, "что почем". И это же время вспоминается с болью, отчаянием: лилась кровь, гибли люди, да что говорить, это ведь так понятно. Станислав Ежи Лец заметил, что у каждой эпохи есть свое средневековье. Можно было бы добавить, что внутри каждого времени есть свое безвременье, как, впрочем, и наоборот. Тогда, в самом начале семидесятых, второй раз и уже окончательно ушла, так и не состоявшись вполне, хрущевская "оттепель". То было время широкой и социальной рефлексии нашей интеллигенции, осознавшей свою слабость и свою силу. Время благотворных сомнений, отказа от иллюзий. Время, когда печатались лучшие книги Трифонова: на смену бескомпромиссным инвективам и трагическим откровениям Солженицына (уже высланного из России) приходила проза, никого не клеймившая и не возвеличивавшая, но внимательно исследовавшая механизмы тогдашней "социальной этики". ...Вспомним знаменитые "голоса"— они создавали новую мифологию, но и несли реальную Информацию. И люди учились постепенно — хотя не всегда, разумеется, успешно — преодолевать страх. И великие примеры были известны, и трагические судьбы — Сахаров, Григоренко, Виктор Некрасов. И каждый мало-помалу начинал осознавать меру собственных возможностей. То "серое время"было временем самопознания, интеллектуального развития, временем, когда "черного"и "белого"было куда больше, чем бесцветного и аморфного, во всяком случае контрасты были заметнее. Зачем я вспоминаю об этом? Не потому, что жалею о времени или полагаю, что оно было очень хорошим или очень дурным. Но оно — было. В нем умещались отвага Сахарова, открытие широким читателям Гессе или Белля (помните — "причастие Тельца"и "причастие Буйвола"), книг Ю. Лотмана, увлечение М. Бахтиным, тонкая и мудрая сатира Искандера. Были мелкая трусость, великая печаль, бегство в "глухой профессионализм". Мне кажется, презирая вчерашний день, мы не научимся с уважением относиться к нынешнему. И все-таки главный вопрос — это вопрос о том, как строить свои отношения со зрителем. Но именно в этом кроется первая причина всех остальных опасностей. Исходя из деклараций, которые сегодня звучат, из подбора кадров, который сейчас осуществляется, складывается впечатление, что к зрителю относятся как к покупателю: есть товар, зритель — его покупатель. Именно в этом, на мой взгляд, скрывается главная неправда. Телевидение все-таки не совсем товар. Его зритель — не совсем покупатель. Позволю себе такую аналогию. Во взаимоотношениях с Телевидением зритель становится гостем огромной Страны Чудес. Да, там есть магазин, где можно купить бутерброд, как-то перекусить. Но все-таки это Страна Чудес, где можно удивиться, где можно испытать эмоции, где можно выскочить из самого себя, где можно встретить героя какой-то сказки. Мне кажется, этого понимания нет. И, как мне представляется, пока не будет. Пока есть лишь группа людей, которая знает о том, как надо торговать. Собрались торговцы разным товаром. Один умеет торговать нефтью, другой — деньгами, третий — машинами. Даже торговцев книгами среди них нет. Ни в одном из этих видов торговли никто не имеет отношений с простым человеком, который и машину-то отчаялся купить, не говоря о нефти. Это другая психология. Она не диктует необходимость любви к зрителю-покупателю. Уровень сервиса — да. Но любви нет. Есть три цели. Одна — финансовая, другая — властная, а третья — не характерна для бизнеса вообще: бескорыстное отношение к зрителю. И эта позиция никоим образом не определена ни у кого из участников процесса. Бескорыстную любовь могут себе позволить или очень бедные люди, или очень богатые. И совершенно не исключено, что богатые люди в силу каких-то причин обнаружат в себе потребность любить зрителя. А поскольку они богатые, то могут себе это позволить. Что их к этому подвигнет? Жизнь, общество, время, власть, собственное сознание — не знаю. Мы оказались как бы Робинзонами в собственной стране. Правда, очень разными Робинзонами. Кто-то быстро сориентировался и перетаскал себе в хижину остатки корабельного провианта; кто-то запасся оружием; кто-то попытался организовать натуральное хозяйство, отрезал участок, стал торговать. Неразворотливые, нерасторопные — а это большей частью те, кто посовестливее, послабее, — оказались ни с чем и вынуждены исполнять роль Пятницы — шута и работника Робинзона. Но... неужели это те Робинзоны и Пятницы, за плечами которых многовековая Культура и питавшая весь мир научная мысль?! В гигантской родословной которых — имена великих ученых и мыслителей — Менделеева и Лебедева, Зелинского и Циолковского, Соловьева и Бердяева, Жуковского, Курчатова и Королева!.. А симфоническая оперная классика (Чайковский и Мусоргский, Прокофьев и Шостакович, Рахманинов и Скрябин..). Живопись — реалистическая (в особенности историческая и жанровая — имена не перечесть), импрессионистская (Серов, Врубель..). и авангардистская (зародившаяся, по общему признанию, в России). Монументальная человековедческая литература... Все это гигантское достояние предстоит человечеству, цивилизуясь и дальше, впитывать и осваивать еще много лет. А русский социализм и русский космизм?   Первый дал миру Герцена и Бакунина, Чернышевского и Лаврова, Кропоткина и Ленина, пример планового ведения хозяйства, которое (с поправкой на частнособственническую систему) используют все передовые капиталистические страны; второй — предвосхитил актуальные теперь, все обостряющиеся глобальные проблемы современности, необходимость нового мироощущения землян. Спрашивается: кто из чего и куда "выпал"? Мда-а... Что уж тут говорить еще и о таком "пустяке", как подлинно художественное вещание, которое никак не отнесешь к фаворитам ТВ, и это значит, что мы прощаемся с академическими концертами, с драматическими и оперными спектаклями, занимающими в телеэфире любой цивилизованной страны постоянное и незыблемое место. Прощаемся с огромным фондом уникальных, но более ненужных образовательных записей, с традициями великолепного телевизионного искусства, существовавшего только у нас и в создании которого участвовали первые мастера кино, театра, музыки, живописи... Очевидно, прощаемся с историческими эссе Александра Панченко и "Беседами о Культуре"Юрия Лотмана, ставшими событием нашей духовной жизни. С уроками английского, французского и вымирающего русского. Из эфира "ушли"телеканал "Университеты", выдавлены последние профессионалы отечественной телевизионной школы, способные передать ее методы молодым. Прервалась традиция, и это самое невосстановимое. Взамен мы получили — теперь уже практически на всех каналах — новую, динамичную, но вполне импортную школу, трактующую ТВ как способ, развлекая и информируя, создать себе выгодный рынок и зарабатывать деньги. Школу достаточно циничную: ее этика зависит исключительно от уровня профессионализма, но любые высокие материи она программно презирает. В своем эфирном "мэйнстриме"она максимально обездушена, роботизирована и готова вывести на экран самого дьявола, если для такого зрелища найдутся зрители, а стало быть, кормильцы-рекламодатели. Там, за океанами, она развивается с телевизионных пеленок, она органична и успела выработать некий этический кодекс, Позволяющий оставаться в рамках цивилизации. Но у нас, как известно, нравственный кодекс как бы отменен вообще. Скоропостижно воспринимая ее принципы, мы получаем ТВ без лица и границ. Профи "прежнего"Телевидения здесь не просто не нужны — их воспринимают как противников новшеств, столь безапелляционно понятого кем-то "рыночного экрана". Не потому ли большинство жителей России утратило свою культурную определенность? Мало сказать, что данное обстоятельство создает некоторый дискомфорт. Особенно в такой идейной стране, какой была и, смею надеяться, еще остается Россия, подобная культурная неопределенность мучительна. Никакими заполненными магазинными полками ее, понятно, не заменить. Под угрозой находится духовное здоровье, зиждущееся на твердых, хотя, вероятно, для многих и чисто интуитивно принятых понятиях справедливости, правды, различения добра и зла. В условиях ценностного хаоса (а Культура в некотором смысле слова и является инструментом борьбы с социальным хаосом, орудием выпрямления путей человеческих) в человеке в первую очередь рушится внутренний человек — основа его натуры, его достоинства, его здравого взгляда на мир. Вместо опустошенного нутра остается одна внешность. Такой полный ценностно-неозадаченный индивид действительно становится всецело объектом. Он живет наружной жизнью, извне организованной, и не так важно, что она может быть весьма сложной, как, скажем, у пчел или муравьев. Принципиально то, что в этом качестве — живет (или, вернее, обречен жить) нечеловеческой, недочеловеческой жизнью. Иными словами, личность человека, безусловно, связана с его культурной определенностью. Надо сначала обладать Культурой, быть в ней, воспринимать свое бытие как культурно выстроенное, чтобы на этом уже безусловном фоне сподобиться против нее выступать, как это порой делают некоторые (боюсь произнести — многие!) западники и западницы, задаваясь, восторженно глядя "за бугор", мучительными вопросами: "Почему у нас этого нет?"И слышат всего два варианта ответа. Первый: "Ничего, и у нас все это скоро будет". Второй: "У нас этого не будет никогда, потому что мы козлы!"После того как убогий запас ответов исчерпан, вопросы по идее должны прекратиться. Но... посмотрите на телеэкран — и вы увидите там и эти вопросы, и жалкие потуги ответить на них "выразительными возможностями Телевидения"(прости, Господи!). А тут еще наше сегодняшнее сверхагитпрополитизированное Телевидение, словно бы добровольно уступающее свои первые подступы к высокому званию ИСКУССТВО, о котором... О котором размышляет Алексей Герман в статье "ПОЧЕМ ФУНТ ЧЕПУХИ"("Общая газета", №36, 1997): "У Зощенко есть замечательная фраза, я ее часто жене повторяю: "У одной докторши умер муж. Ну, думает, ерунда. Оказывается, не ерунда". Закрыли каналы "Российские университеты". Думаем, ерунда. Поверьте, не ерунда. Телевидение окончательно захватила эпоха агитпропа. Оказалось, что в процессе революционного преобразования общества, на данном его этапе, совершенно не нужны умные люди — Солженицына с экрана попросили первым. Нужны гладкие, видные, убедительные, увлекающие. То есть идеологические авторитеты. Хозяева за кадром, известные телеаналитики в кадре. Произошел фантасмагорический разрыв между Телевидением, которое смотрит народ — футболом, сериалами, — и Телевидением для узкого круга заинтересованных лиц, где эти новые авторитеты могут "нести"кого угодно. За порогом телестудий унылая и тяжкая для многих жизнь, а они месяц подряд в эфире могут разоблачать очередную неправедную сделку какого-нибудь банкира, сто лет народу неинтересного. Празднуют победу друг друга в подковерной возне и радуются собственной смелости. В итоге их ангажированность пополам со сноровкой сыграла с ними же дурную шутку: они перестали в нравственной жизни общества вообще что-либо значить. Да и не могут на роль национальных авторитетов претендовать эти холеные люди, от которых у меня лично ощущение, что все нравственные муки они снимают утренним рассолом. Итак, мы оказались обществом, вовсе лишенным идеологии, не говоря уж о пресловутой национальной идее. Таким был Рим накануне прихода варваров... Идеология начинается не с Телевидения, как думают наши власти. Она начинается с искусства. Нет искусства — нет идеологии. Пора понять — никакая общенациональная идея не может быть транслирована через ведущих — она может пройти только через сердце человека. Факт искусства может заставить тебя плакать, сострадать или гордиться — и тем убедить всего вернее". Впрочем, нет, не вполне прав знаменитый кинорежиссер — "Искусства"(если под этим высоким словом понимать то формальное определение, которым по инерции на Телевидении награждают любые недокументальные, сыгранные теле- или киноактерами для телепроизведения) на наших экранах все-таки более чем достаточно. Но... "Невозможно больше пропагандировать убийства, насилие. Когда-то мы не верили, что искусство может воздействовать плохо, — может! Теперь уже вижу: воздействует. Когда тебе сто раз в подробностях покажут, как грабить банк, твоя психика постепенно меняется. Разрушаются моральные основы. ...Мы перестали реагировать на смерть — и эта трагедия на совести Телевидения. Смерть на экране и в жизни оказались явлениями одного уровня. В людях поселили жажду кровавых эффектов. Я никогда не забуду, как в 93-м несли окровавленного человека, и навстречу лез репортер, чтобы его снять. И парень-санитар не выдержал. "Ну что ты, сволочь, хочешь увидеть?! — закричал он в камеру. — Хочешь увидеть, что сделали с человеком?"Сдернул простыню, а у того полголовы. "Вот смотри, сволочь!"(Савва Кулиш. "Общая газета", №30, 1997). Что же касается сегодняшней свободы, она, к сожалению, далеко не так радужна, как ожидалось. Так, свобода слова в нынешней России — понятие относительное: писать или говорить ты можешь что угодно, но никто не обязан это печатать или показывать. Свобода слова для интеллигенции заканчивается там, где начинается свобода властей определять, какое мнение от имени интеллигенции должно прозвучать. И неважно — что это за власть: политическая, административная или... власть денег. Наступило время больших капиталов и политических амбиций. Потихоньку четвертую власть прибрали к рукам несколько финансовых кланов, исповедующих старый как мир принцип "разделяй и властвуй". Недавних соратников по борьбе с красным прошлым разделили, объявив начало конкурентного забега, и дали старт. В борьбе за тираж, за рейтинг, в качестве горючего начали заботливо сливать компромат, позволявший время от времени делать существенный рывок к финишу, опережая коллег по перу или эфиру. В разгаре информационных войн мы внезапно осознали, что в стране почти не осталось СМИ, имеющих подлинную экономическую независимость. Что нормой стали ангажированность многих СМИ, нарушение этических норм и явная "покупаемость"Журналистов. За примерами далеко ходить не надо — достаточно хотя бы неделю посидеть перед телеэкраном. Сегодня, когда реальная Политика все больше превращается в объект созерцания, возрастает запрос на некую иную, "искусственную"реальность. Еще два-три года назад социологи и психологи бились над разгадкой феномена огромной популярности у нас латиноамериканских "мыльных опер". Именно благодаря голубому экрану, создающему эффект соучастия в происходящем, реальные события из взгляда новостей дня воспринимаются массовым сознанием сквозь призму "телесериального"мироощущения. Было бы нелепо обвинять в этом работников ТВ: не будь общественного запроса, подобного результата им ни за что не удалось бы достичь, Важнее другое: что, какой образ возникает, так сказать, синтезируется в зрительском восприятии от созерцания этой "искусственной реальности"? Пусть на этот вопрос ответит Журналист Юрий Алянский в своей холодящей кровь зарисовке "ВОЛКИ В ГОРОДЕ"("Общая газета", №3, 1995): "Меня ведут в ванную комнату. Отодвигается пластиковая занавеска. В ванне — обнаженная женщина с перерезанным горлом. В отверстие для стока воды льется жидкость розового цвета. Светлое чистое помещение. Стеллаж с крупными ящиками-ячейками. Человек в белоснежном халате — врач? — за хромированную ручку выдвигает один из ящиков. В нем — заиндевелый труп, видны его желтые ступни. Постель в гостиничном номере. Двое занимаются любовью. Тихо открывается балконная дверь. Фигура в маске. Автоматная очередь. Пули впиваются в подушку, взметая фонтаны перьев, в шею женщины, в живот мужчины. Сон после слишком плотного ужина? Нет, хроника впечатлений телезрителя. Разбившийся самолет. Санитары обстоятельно собирают вокруг места катастрофы чьи-то руки, ноги, головы. Изысканные пытки человека иглами, подробная технология и методика. Переключаю, переключаю. Грязный подвал. Ржавые трубы. Медленно ползают огромные крысы (крупный план). Автобус упал с высокого моста. Тела, части тел. Открытые гробы. Переключаю. "Жизнь в аду", "Убийство в раю", "Уик-энд с убийцей", "Третьего убрать", "Седьмого убрать", "Всех убрать"(фильмы на ТВ)... Я вижу и слышу это каждый вечер. Политические новости (иных у нас уже почти не бывает) смыкаются в телепрограммах с фильмами ужасов, от каких вздрогнул бы и Хичкок, с придуманными эпизодами изощренного насилия, хотя подлинных в "Новостях", "Вестях", "Сегодня"— больше и они страшнее, и зрители к началу демонстрации фильма уже находятся в надежном шоке. После жуткой правды следует на ночь глядя страшная сказка. Однако каждый сам, добровольно включает телевизор и вроде бы по доброй воле накачивается страшной черной энергией зла; а потом постепенно становится тем, кто выкрикивает угрозы и отдельно взятым инакомыслящим, и целым инакомыслящим народам; требует немедленно завоевать Крым или Казахстан, а которые не хотят, — тех в железо и куда подальше. А если такие цели будут труднодостижимы, он закажет убийство в подъезде: ну, скажем, адвоката, который нас защищает, предпринимателя, который нас кормит или одевает, Журналиста, который говорит правду. И тогда каждый станет такой крысой, что неосторожно хватает отравленный ужасом, агрессией и злобой кусок сала. А потом загрызает сородичей.... В своем рекламном ролике фирма "Сэлдом"советует не забывать выключить телевизор. Совет хорош, но, увы, телевизор выключают и даже уносят, а изображение остается". А еще вспомним, что... Телевидение обладает одним парадоксальным свойством — оно само создает потребности зрителей и одновременно их удовлетворяет. В нормальных условиях этот процесс должен развиваться по спирали, уровень потребностей должен расти. Но еще совсем недавно, в 70-х годах, наше Телевидение вообще ничего не знало о потребностях зрителя по той простой причине, что социологической службы не было. Зритель рисовался руководителям Телевидения некой отвлеченной фигурой с неким усредненным эстетическим уровнем. К принципу "как бы чего не вышло"добавляли тогда второй основополагающий постулат — телезритель не поймет нас". Тогда же возник и укрепился главный — третий принцип — не "испортить"зрителя, то есть не дать ему повода, упаси Бог, задуматься над чем-либо. А он, зритель, задумывался и тогда, и, несмотря на всю сегодняшнюю открытость, Гласность и прочий плюрализм — сейчас. Такой уж он неисправимый, наш отечественный (лучший в мире, поверьте) зритель. И сложностей у него меньше не стало. А из интервью с известным психологом Владимиром Леви выходит, что их теперь еще больше: — Владимир Львович, на ваш взгляд, что меняется в психологии наших соотечественников? — На сегодняшний день я принял в качестве пациентов и, наверное, хоть отчасти понял где-то около четверти миллиона человек. Это бесконечно разные люди, с одними и теми же болезнями и поразительно одинаковыми жизненными ошибками, для пересчета которых вполне хватит десяти пальцев. Я не умею выводить из людей среднее арифметическое, поэтому все, что скажу, примите, пожалуйста, как личные впечатления. — Но есть же сухой остаток обобщений? — Хорошо, вот несколько штрихов. Наступила другая эпоха?.. Так вот, что бы ни изменилось за последние годы, мои сегодняшние "внучатые"пациенты в самом существенном повторяют своих дедов: не то что б копируют, но воспроизводят как музыкальные темы, не сознавая этого, как не знают, от кого унаследовали свои родинки, прыщики и походки... — Мне слышатся мотивы Экклезиаста — "род приходит, и род уходит, и что было, то повторяется, и все суета...". — Даже совсем молодые люди, даже 14- и 16-летние, приходят ко мне чаще с теми вопросами, которые определяются не местом и временем, не ситуацией сегодняшнего дня, а человеческой природой. Жизнь и смерть, здоровье и болезнь, возрастные кризисы... Человеческие взаимоотношения — любовь, ревность, соперничество, насилие, ложь. Вечная тема человеческого неравенства. Взаимоотношения родителей и детей — их сущность не изменилась за тысячелетия. Многие ищут в психологе предсказателя судьбы, подсказчика смысла жизни или даже создателя этого смысла. Остаются теми же основные причины психозов, неврозов, депрессий, страхов, зависимостей и пристрастий. Сегодняшний человек избавился от страха отступить вправо или влево и боязни оказаться под прицелом репрессивной государственной машины. Однако общая сумма его страхов не изменилась. Возросло чувство незащищенности, растет и будет продолжать расти страх остаться без средств к существованию. Свободы у человека стало вроде бы больше. Но вместо роста свободы внутренней мы наблюдаем рост разнузданности. Обвалилась общественная вертикаль. Раньше, хоть это и было иллюзией, человек знал, куда он может обратиться в поисках справедливости. Был плохой, злой отец — государство, но это был родитель! Теперь каждый — сирота-одиночка и может рассчитывать лишь на себя. — Что в этом плохого? Мы учимся быть свободными. — У советских людей была либо вера в идеалы коммунизма, либо вера в ложность этих идеалов. Сознание четко поляризовалось. Сейчас — вообще ничего, голый вакуум. Для кого-то это заполнила религия. Однако обозначились пределы модного влияния церкви — они сейчас весьма невелики и перспектив их расширения не предвидится. Остается вера в капитализм. Но таковой тоже не имеется. Результат — массовое разочарование. Обозначилась опасность духовного опустошения... — Чего уж там, — улыбнется иной Читатель, — речь ведь идет о пациентах доктора, как-никак! И будет прав. Вот размышления более чем успешного человека, моего коллеги по театральной режиссуре и даже тезки Валерия Фокина: "Что будет с нами? Этот вопрос приходит в голову каждому. Мы думаем о смерти и боимся ее. Но вызывает у меня интерес, и интерес крупный, следующее. Что вообще остается? На что мы имеем и на что не имеем права? Ведь во всех нас намешано многое и разное, и многого и разного человеку хочется. Но важна попытка себя обуздать — все начинается с воли, в том числе и движение...". А как же это возможно — "себя обуздать", не находясь в постоянном контакте с окружающим миром (во всех его проявлениях!), не "корректируя"себя и... его, а значит — не владея всей (всей!) необходимой Информацией! Вот и вступили мы с вами в очередное противоречие, поначалу предав остракизму нынешнее сверхагитпрополитизированное Телевидение, а потом тут же потребовав от него... именно этого? Или Информация — это все-таки чуть-чуть иное? И дело тут не только в вопросе "ЧТО?", но и в... КАК?". То бишь — в тележурналистах? И сразу же — публицистически заостренный пассаж уважаемого телеведа Сергея Муратова: Наше Телевидение уникально. Оно сочетает в себе наследие авторитаризма с абсолютной свободой журналистского самопроявления. Мы ничего не знаем (да и не хотим знать) о доктрине справедливости или доктрине равных возможностей (когда изложение одной позиции на экране предполагает обязательное изложение оппонента). Отечественные ведущие куда более независимы, чем их западные коллеги. Не от того ли слухи у нас то и дело выдают за факты, инсценировки — за действительные события, вчерашние новости — за сегодняшние, видеозаписи — за трансляцию, чужие кадры — за собственные, а комментарии ведущего — за всенародную точку зрения? ...Мы мечтаем о едином информационном пространстве. Но пока что у нас существует единое мифологическое пространство, где царит митинговая нетерпимость, постоянная взвинченность и истерика. Феномены Кашпировского или Жириновского спровоцированы телевизионными Журналистами, не склонными задумываться над общественными последствиями своих решений. Мы имеем дело с социально безответственным Телевидением. Правда, периодически зрителям напоминают слова Вольтера, который готов был отдать свою жизнь за право его противника высказать свое мнение. Очевидно, этой фразой и ограничиваются представления Журналистов о демократии. Наивно думать, что Телевидение стремится нам предоставить панораму общественных мнений во всем их многообразии и соответственно той роли, которую эти мнения играют в общественной жизни. Журналисты озабочены не объективностью изображаемой ими картины, а скорее типажностью приглашаемых персонажей. Особенно выразительны на экране истероидные характеры, а также фигуры одиозные и скандальные. Такие приглашения обоюдовыгодные: для одной стороны — даровая реклама, для другой — бесплатное представление... ...Бесплатное представление характерно не только тем, что не требует серьезных затрат на производство такой передачи, но и тем, что оно запросто может обходиться без... профессионалов, без людей, не мыслящих свою профессию вне творчества. Но хочется верить, что не все так безнадежно. Хотя сделать это очень непросто. Потому что это "телевизионное поле"почти равноценно минному — как творчески, так и... увы, в буквальном смысле этого понятия. Западные теоретики предостерегают: "Информацию не надо комментировать, беспристрастное информирование — условие демократии". Заметим, что различие "комментированной"и "некомментированной"Информации, несомненно, носит условный характер. Оценка факта, его значимости начинается уже на стадии отбора новостей... Увидеть жизнь в неожиданном ракурсе, заметить в обыденности типическое, вычленить его и продемонстрировать зрителям способен на Телевидении именно Журналист. Дм. Захаров, Вл. Листьев, Ал. Любимов ("Взгляд") привнесли в нашу журналистику опыт зарубежной Информации. Появилась большая калейдоскопичность сюжетов, свежесть, динамичность и острота взгляда на наши реалии. Но... Современный человек завален новостями о катастрофах, переворотах, бедствиях мирового масштаба. "Человек попросту не может приводить себя в состояние непосредственной реакции. Отчаявшись повлиять на события, человек, — полагают американские социологи, — привыкает относиться к фактам спокойно. Рождается психологическая усталость и невосприимчивость к сообщениям, к их патетике и призывам... В этой связи огромная смысловая нагрузка ложится на мир персонификаций. Человек, которому я доверяю, знает, что нужно делать, знает несколько точек зрения по данному вопросу... Избирательность мнений формирует установку...", т.е. важно, КТО говорит, и КАК я его воспринимаю. Личностную Тележурналистику — "с иронией, подтекстом, с индивидуальной человеческой окрашенностью...", телетеория конца 80-х — начала 90-х годов даже определяла как феномен "Ленинградского Телевидения"(!). Это тот памятный расцвет нашего Телевидения, когда только появился А. Невзоров, когда все смотрели "Пятое колесо"и "Монитор". Конечно, питерская публицистика удачно "легла"на всеобщий интерес к новым процессам и явлениям в обществе, но как раз потому, что в репортажных документальных материалах раскрывалась возможность художественного анализа действительности. И произошло то, о чем так поэтично было написано в одном газетном телевизионном обзоре: "Сквозь множество красок здесь проступила магия личности"(Вот и подтверждаются наблюдения одного из самых известных наших телеведов, теоретиков, педагогов С. Муратова о том, что "документальный герой... не что иное, как средство авторского самовыражения"?). Выходит, "личностная"Информация, "личностное"Телевидение — это наше, родное, российское достояние? Та самая разгадка загадочной "русской души". А как же предупреждения умудренных опытом западных теоретиков демократического Телевидения? Или "то, что русскому хорошо — немцу..."? ..."Зависть"Ю. Олеши начинается знаменитой фразой: "Он пел по утрам в клозете. Эту песню его... можно трактовать так: "Как мне приятно жить... та-ра! та-ра!.. Мой кишечник упруг... Правильно движутся во мне соки... Сокращайся кишка, сокращайся... трам-ба-ба-бум!" Человек превращается в машину. Мы живем в литературной стране. Хорошо это или плохо — другой вопрос. Мы с трудом постигаем, как это можно сопереживать некоей искусственной реальности. Книга нам — лучший друг и подарок. Телевидение нами тоже долгое время воспринималось как нечто одушевленное, как человек, со всеми его пороками, достоинствами и со всей его непредсказуемостью. Человек загадочный, с огромными возможностями и, следовательно, почти божество. Не это ли один из факторов тоталитарного сознания?.. Когда человек превращается в машину, это вызывает страх. Но почему же не вызвало протеста, что машина, которой является ТВ, превратилась для нас в человека, в Слово? А уже кое-кто возвращает все на свои места, говоря телезрителю: Телевидение — это машина. Здесь все — искусственно. Здесь главное не люди, а камеры, пульты управления, провода, по которым стремительно бежит ток ("Как правильно движутся во мне электроны... трам-ба-ба-бум!"). И это тоже не вызывает протеста?!.. Или все это и есть своеобразная диалектика Телевидения, так сказать, единство и борьба противоположностей? И все-таки... личности, разные, любимые, а потому вызывающие абсолютное доверие, прямо с экрана (один на один со мной, своим другом) открывающие свою душу, ДЕЛАЮТ СЕГОДНЯШНЕЕ Телевидение! Даже, несмотря на то, что в телеинформации, в аналитических телепрограммах этого... не нужно вовсе? Ведущие аналитических передач должны представлять весь спектр взглядов и мышления. Но ни в одной стране мира не удержался бы ведущий, который несет на своих плечах всю тяжесть государственной мудрости. В итоге сохраняется указующий перст... А он, перст, лишает меня возможности понять, ЧТО и КАК произошло... И тут я вспомнил, как в "Вести", которая после ухода многих ведущих этой информационной программы стала "безличностной"(без перста!), потоком пошли негодующие письма: "А почему вы не говорите, что хорошо, а что плохо?"Да ты сам думай! С другой стороны, куда же без них, без телезвезд. Хотя нет, сегодня уже и звезд на Телевидении почти нет — только суперзвезды. Супер — это же куда значительней, правда? Ну, совсем как в зарисовке Михаила Мишина, которую я с радостью переписываю... нет, коли это зарисовка, то перерисовываю: "Созвездие искусств сверкает диким блеском, ибо просто звезд в нем уже нет — они "супер"... Начиная с критериев критики: не до конца угробил роль — гений, прохныкал под "фанеру"про Глашу — суперстар. На Телевидении вообще давно все — "супер". Настолько, что психиатры уже плюнули и перестали приставать со своей статистикой. Супербоевик, суперсериал, суперпарад суперклипов. Затем суперигра, супервикторина и супермодели на борту суперлайнера. "Ваши аплодисменты! Суперприз — в студию! Поздравляю с супервыжималкой!"Что она такое выжимает, господи? "Спонсор нашей передачи — суперсалон унитазов!.."Супершоу — проще простоу... Куда ни плюнь — супер, куда ни доплюнь — элита. Говорят, тут где-то, не дожидаясь будущего, начаты раскопки с целью найти черепки нормальной жизни в толще нашей "супер". Ну, дай им Бог". Содержание   www.pseudology.org