Москва, Терра, 1991
Николай Владиславович Вольский-Валентинов
Наследники Ленина
Троцкистская опозиция и борьба с нею
Уже с 1920 г. Ленин жаловался на постоянную мучительную головную боль. Шестого марта 1922 г. на заседании коммунистической фракции съезда рабочих-коммунистов он с полной откровенностью сказал, что усиливающаяся болезнь "не дает мне возможности непосредственно участвовать в политических делах и вовсе не позволяет мне исполнять советскую должность, на которую я поставлен". Впрочем, добавил он, "я имею основание рассчитывать, что через несколько недель смогу вернуться к своей непосредственной работе"1.
 
Надежда Ленина не осуществилась. Развиваясь толчками, болезнь привела 26 мая 1922 г. к удару - частичному параличу правой руки, ноги, расстройству речи. О состоянии здоровья Ленина скрывали. Об этом знали лишь немногие. Бюллетени о болезни Ленина были составлены туманно, из них нельзя было предположить, что он серьезно болен. К тому же даже в ближайшем окружении Ленина все были уверены - Ленин "крепыш" (выражение Крупской) и болезнь скоро осилит. Иного мнения держался Сталин.
 
Расспрашивая врачей, лечащих Ленина, консультируя медицинские книги, добавляя сюда всякие сведения о давно падающем здоровье Ленина, Сталин решил, что за первым ударом паралича последуют другие и скоро Ленин исчезнет. Проверяя свое заключение, Сталин, под видом докладов, а главным образом для наблюдения, три раза - 11 июля, 5 августа и 30 августа ездил в Горки, где находился больной Ленин 2.
 
Хотя тот как будто стал выздоравливать, Сталин своего заключения не изменил. И действительно, после кратковременного возвращения в октябре к работе Ленина бьет 16 декабря 1922 г. второй приступ паралича. Сталин теперь уже окончательно уверился, что "Ленину капут". В такой грубой форме свое заключение Сталин поведал лишь некоторым членам Политбюро. Кому - мы этого не знаем, можно только указать, что слова Сталина стали известны лицам, стоящим вне Политбюро, например Наркомфину Сокольникову, его заместителю Владимирову, сестре Ленина - Анне Ильинишне.
 
Говоря, что "Ленину капут", Сталин, разумеется, сопровождал свое заявление соответствующими случаю выражениями о безмерности горя, которое причиняет ему, как всем, болезнь вождя. Зная, кем был Сталин (о том более чем до статочно говорят последовавшие десятилетия его кровавого царствования) можно утверждать, что, вне всякого сомнения, он радовался уходу Ленина. Ведь он знал, что при Ленине никогда не осуществит своих затаенных желаний - все сделать, чтобы стать первой персоной в партии и государстве.

В соответствии с убеждением, что "Ленину капут", Сталин и установил свое к нему отношение. Раз тот перестал быть фактически вождем, нет надобности снабжать его особой, часто секретной, информацией и ждать от него директив. Крупскую, обращавшуюся к нему, как к генеральному секретарю партии, за этими сведениями, он третировал с такой грубостью и издевательством, что та сочла нужным искать защиты у Каменева и Зиновьева 3. О поведении Сталина Ленин узнал лишь в марте 1923 г., когда решил порвать с ним всякие личные отношения.

Кто во время болезни Ленина стал в первых рядах власти?

Прежде всего нужно указать на Сталина. Выбранный пленумом ЦК в апреле 1922 г. после XI съезда партии генеральным секретарем, Сталин с огромной быстротой захватил в свои руки, по выражению Ленина, "необъятную власть". Под его воздействием и управлением оказался центральный аппарат партии, ее областные, губернские, уездные комитеты, секретари производственных ячеек, волостных комитетов. Из данных, сообщенных на XII всероссийской конференции (4-7 августа 1922 г.) видно, что уже тогда эта управляемая им партийная масса насчитывала 15.325 человек 4. Править этой армией, снабжать ее всякими наставлениями, производить перемещения и назначения внутри ее Сталину помогали тесно с ним связанные два секретаря партии - Молотов и Куйбышев (Молотов стал выдвигаться в первые ряды еще при Ленине).

На виднейшем месте стоял Каменев. Вместе с Цюрюпой и Рыковым он был последнее время помощником Ленина в Совнаркоме и СТО. Ленин очень хвалил его. На пленуме Московского Совета 20 ноября 1922 г. (за месяц до второго приступа паралича) Ленин назвал его лошадкой "исключительно способной и ретивой", которая "два воза везет". После вытеснения часто болевшего Цюрюпы руководство советским хозяйством осуществлялось главным образом Каменевым и Рыковым, а фактически председателем Совнаркома и СТО был Каменев. Сверх того он был главою Московского Совета Рабочих депутатов и постоянным председателем Политбюро. Властвующее место его очевидно.
 
Большой пост в Советской иерархии занимал и Зиновьев. В качестве председателя Исполнительного Комитета Коминтерна он хозяйски распоряжался иностранными коммунистическими партиями и в то же время, будучи председателем Петербургского Совета рабочих депутатов, как наместник правил Петербургом. Заметное место занимал Томский - шеф всего профессионального движения страны и Бухарин - идеолог партии, редактор ее центрального органа "Правда". В сравнении с этими членами Политбюро Троцкий в 1922 г. оказался как бы в тени.

Он никогда не бывал на заседаниях таких важных органов, как СТО и Совнарком, считая, что для роли исполнителей указаний Ленина более подходят Каменев, Рыков, Цюрюпа. Заседания Политбюро Троцкий стремился аккуратно посещать, но (и об этом он говорит в своей автобиографии) чувствовал и видел, что при нем не обо всем говорят, и за официально существующим Политбюро есть еще другое - из Зиновьева, Сталина, Каменева.
 
Троцкий занимал важный пост - главы вооруженных сил страны, пост председателя Реввоенсовета. Но после окончания гражданской войны, с быстрым, по настоянию Ленина, сокращением состава армии с 3.200.000 до 600.000 человек значение этого поста поблекло. Задачами стало размещение войск по казармам, территориям, образование милиционных частей, самое обыденное их снабжение, обучение, управление. Троцкого с его любовью к большой позе и "героике" это не очень привлекало. Выпускать из своих рук Реввоенсовет он, разумеется, не хотел, но управление им в мирное время ему казалось занятием скучноватым. Отдаваясь воспоминаниям о героическом времени, он предпочитал составлять, собирать три тома "Как вооружалась революция". В свободное же от всяких занятий время принимал участие в руководстве антирелигиозной пропагандой.

Личные отношения его с другими членами Политбюро, внешне сдержанные, холодные, были внутренне враждебными
 
Особенно со Сталиным, о чем знал и Ленин, он отмечает это в своем Завещании. Троцкий видел в Сталине зараженную огромным тщеславием "посредственность", но боялся его, зная его положение в аппарате партии, его способность вести интриги и подкопы, изготовлять "острые блюда". Что же касается Сталина, тот жгуче ненавидел Троцкого. Не только за то, что по настоянию Троцкого он и его подручный Ворошилов были удалены в 1918 г. от командования фронтом в Царицыне, позднее переименованном в Сталинград.
 
У Троцкого был блеск, он был талантливым публицистом, превосходным оратором, образованным человеком, в частности знающим иностранные языки. Все это у Сталина абсолютно отсутствовало, а он, по словам Бухарина, не мог терпеть, чтобы у других было то, чего нет у него. Острая, ни на минуту не останавливающаяся его зависть разжигала у Сталина ненависть к Троцкому. Плохи были и отношения между Зиновьевым и Троцким. Полный самомнения Зиновьев считал, что как писатель и оратор он не ниже Троцкого. Вдобавок, в Троцком он видел "чужака", лишь в 1917 году объявившего себя большевиком, тогда как он, Зиновьев, был близким Ленину человеком и уж давно занимал в партии большое место.
 
Сложнее были отношения между Каменевым и Троцким. Каменев был женат на сестре Троцкого, однако, эти родственные отношения, по причинам известным, но на которых останавливаться не будем, не сближали, а наоборот, отдаляли. Было не только это. В 1908-1912 гг. Троцкий издавал в Вене газету "Правда", объявлявшую себя "внефракционной", якобы стоящей над и вне большевистско-меньшевистской распри.
 
В 1910 г. объединенный в то время Центральный Комитет партии, вопреки желанию Ленина, решил оказать "Правде" денежную помощь. В качестве представителя ЦК в газете Троцкого должен был принимать участие и Каменев. Между ним, сторонником и выразителем воли Ленина, и Троцким, надменно провозгласившим свою "независимость" и "нефракционность", происходили такие споры и едкие стычки, что наложили печать на все позднейшие их отношения. Каменев не выносил самоуверенности и безапелляционности Троцкого, а этот видел в Каменеве "циника", случайно, а не в силу каких-либо больших качеств, попавшего на верх партии и власти. На личных отношениях нам пришлось и придется еще останавливаться по ходу событий. Они играли крупную роль. Историю делают не автоматы, а живые люди, повинующиеся своим чувствам, страстям, влечениям, своим симпатиям и антипатиям, а не только "идеям" и "программам". Не учитывать этого фактора значило бы безмерно упрощать, выхолащивать действительный ход исторических событий.

Мы сказали, что во время болезни Ленина наиболее важные "командные позиции" заняли Сталин, Каменев, Зиновьев. Они вошли в Политбюро, избранные Пленумом ЦК, в свою очередь избранного на XI съезде партии, последнем, на котором присутствовал Ленин. Это еще не легализировало обширность и высоту власти, которую они себе присвоили
 
В правление Ленина все они были лишь его спутниками
 
На них лишь отраженный свет от "солнца" Ленина. Во ВЦИКе они были при нем. В ЦК при нем. В Политбюро при нем. В Совнаркоме при нем. За исключением (и то отчасти) Троцкого, ни один из них при Ленине не имел, так сказать, самостоятельного бытия и именно это обстоятельство и желание скорее избавиться от подавляющего влияния и зависимости от "старика" вызывало у Сталина вздох облегчения: "Ленину капут".
 
Партия и население видели, что в "Правде", например, 4 января 1923 г., 25 января, 4 марта появляются статьи Ленина, носящие свойственный ему "директивный" характер. Отсюда законно заключали, что даже будучи больным, Ленин все же по-прежнему управляет страной. Следовательно, степень властности его спутников, их положение и значение в партии и стране остаются такими же, как и при здоровом Ленине. Но 9 марта Ленин сражен третьим ударом паралича. На выздоровление его нет надежды. Скрывать то, что до сих пор скрывалось, больше нельзя. И 13 марта рядом с медицинским бюллетенем о резком ухудшении здоровья "тов. Ленина, председателя Совнаркома", появляется о том же "правительственное сообщение", составленное Политбюро. И то и другое в своих указаниях осторожны, тем не менее Москва, а за нею вся страна, охватываются убеждением, что вождем и руководителем государства Ленин уже быть не может.
 
В свете этого факта вся политическая ситуация меняется. В стране, искони привыкшей к мысли, что во главе ее стоит царь, а со времени Октябрьской революции правит Ленин, естественно встал вопрос: кто же, какая личность его заменит? Та же постановка вопроса и в массе коммунистической партии, слагавшейся, воспитывавшейся в духе возглавления ее вождем, в духе подчинения ему. Как бы отвечая на это, производя огромное впечатление, привлекая к себе общее, обостренное внимание, 14 марта "Правда" выпустила специальный номер, посвященный 25-летию образования в России (в 1898 г.) социал-демократической партии, из недр которой появились большевики и партия коммунистическая.
 
Все знаменитости партии дали в этом номере статьи, в том числе и Троцкий, озаглавивший свое произведение "Мысли о партии". Ни одна из них не читалась столь усердно, с таким вниманием, как помещенная на 4 странице статья Радека, а от нее получили особое освещение и "Мысли о партии" Троцкого. Уже в номере от 14 октября 1922 г. "Правды", когда оправившийся от первого удара Ленин временно возвратился к работе, Радек, проводя параллель между Лениным и Троцким, кидал большие дифирамбы по адресу Троцкого: "Если товарища Ленина можно назвать разумом революции, господствующим через трансмиссию воли, то тов. Троцкого можно характеризовать как стальную волю, обузданную разумом".

В статье от 14 марта 1923 г., носящей заголовок "Лев Троцкий - организатор побед" - Радек пошел еще дальше в сторону безудержной апологии Троцкого. Он не только "человек с железной волей". Радек пробует раскрыть "тайну величия" Троцкого, он видит в нем "одного из лучших писателей мирового социализма", указывает на его "великий умственный авторитет", полный "глубокой моральной силы". У него "организаторский гений", у него "гениальное понимание военных вопросов".
 
"Русская революция действовала через мозг, нервную систему и сердце этого великого своего представителя". Он "знаменосец вооруженного трудового народа". "Если наша партия войдет в историю как первая партия пролетариата, которая сумела построить великую армию, эта блестящая страница русской революции будет навсегда связана с именем Льва Давидовича Троцкого как человека, труд и дело которого будут предметом не только любви, но и науки новых поколений рабочего класса, готовящихся к завоеванию мира"5.

Ныне, когда известно, как стараньями Сталина (убийцы Троцкого) заплевано, загажено имя Троцкого в образе предателя, фашиста, слуги капитализма, вычеркнутого из официальной истории русской революции - слова Радека звучат трагической иронией. Все же не нужно большого воображения, чтобы представить себе, какой эффект она произвела в марте 1923 г. Ставя Троцкого на высочайший пьедестал, Радек ясно намекал: Ленин ушел и его может и должен заменить только Троцкий. Статья Радека привела членов Политбюро в крайнее раздражение. Запретить ее было нельзя, это был бы скандал, но Сталин при первом же удобном случае постарался заявить, что нельзя относиться серьезно к тому,

В марте Политбюро постановило, что через месяц должен быть созван XII съезд партии, первый после определившегося ухода Ленина от власти, и этому съезду надлежало решить, какие же люди возглавят партию, заместят Ленина. В этой обстановке статья Радека, выдвигавшая на первое место Троцкого, приобретала особо важное значение.
 
Внимание к Троцкому перед съездом, или точнее, накануне съезда, увеличивалось следующим обстоятельством
 
В завоеванную Грузию, где Красной армией было свергнуто социал-демократическое правительство из меньшевиков, был послан для наведения "должного порядка" Орджоникидзе. Руководствуясь указаниями "генерального секретаря" Сталина, он стал подавлять в Грузии малейшие проявления национальных чувств. В борьбе с тем, что Сталин называл "национал-уклонизмом", "социал-национализмом", Орджоникидзе оскорблял виднейших грузинских коммунистов и даже прибегал к "рукоприкладству". Ленин, требовавший мягкого отношения к находящимся в России маленьким нациям и народностям, был возмущен поведением Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского, так как тот, посланный в Грузию с комиссией для беспристрастного расследования происходящих там национальных столкновений, вместо этого, следуя за Сталиным, обелял политику Орджоникидзе.
 
Ленин превосходно знал, что в стремлении подавить всякий "национал-уклонизм", все подчиняя директивам из Москвы, очень часто в рядах коммунистической партии проявляется державный великорусский национализм. Возвратившись после первого приступа болезни к работе, он писал членам Политбюро 6 октября 1922 г.: "Великорусскому шовинизму объявляю борьбу не на жизнь, а на смерть"6. Придавая огромное значение отношениям между русскими и другими народностями, настаивая на отличии наступательного национализма большой державной нации от оборонительного национализма маленьких и прежде угнетенных наций, Ленин продиктовал 30 и 31 декабря 1922 г. три записки, посвященные этому вопросу7.
 
Он требовал в них "примерно наказать" Орджоникидзе, критиковал отсутствие беспристрастия у Дзержинского ("обрусевшего инородца, пересаливающего по части истинно-русского настроения"), а Сталина считал целиком ответственным за "администраторские увлечения" и инспирируемую им "великорусскую националистическую кампанию". Узнав, что в этом вопросе Троцкий с ним вполне солидарен, Ленин в "совершенно секретном" письме обратился к нему с просьбою взять на себя в ЦК защиту "грузинского дела" в духе прилагаемых к письму записок Ленина.
 
Письмо и записки были переданы Троцкому 5 марта, за четыре дня до третьего удара паралича Ленина, а 24 марта Троцкий поместил в "Правде" вторую статью "Мысли о партии", где анализировал национальный вопрос, точно следуя за Лениным. "Великорусский шовинизм есть основная опасность, могущая подорвать всякое доверие ранее угнетенных народов к русскому пролетариату и к Союзу Республик. Это наш основной враг, если мы его свалим, то на 9/10 свалим и тот местный национализм, который сохраняется и развивается".
 
В своей статье Троцкий имел возможность в замаскированной форме, опираясь на слова Ленина, сильно уколоть Сталина. Он этого не сделал. Не сделал он этого и выслушивая проект доклада о национальном вопросе, который Сталин написал для съезда. Троцкий вносил в него поправки, не говоря Сталину, что в его руках находятся записки Ленина. И только 15 апреля, т.е. за два дня до открытия съезда, он отправляет их Сталину и всем другим членам ЦК, сообщая, что если, по совершенно ясным мотивам (критики Лениным Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе) ЦК сочтет нужным не оглашать записки Ленина - он этому решению подчинится8.
----------------------------
Записки Ленина по национальному вопросу приведены в секретном докладе Хрущева. Они напечатаны в 1957 г. в томе 36 Полного собрания сочинений Ленина, стр. 553-559.
Валентинов ошибается. Письмо было написано 16 апреля. - Прим. ред.

Раздраженный до бешенства тайными сношениями Ленина с Троцким, очень для него неприятными, Сталин пишет 16 апреля Троцкому, что находит недопустимым секретное хранение им в течение более месяца исключительно важных статей Ленина. Их нужно было немедленно сообщить членам ЦК, тогда как теперь не они, а некоторые прибывшие на съезд делегаты знают их содержание. "Я узнал, - пишет Сталин, - что тема этих статей делается предметом обсуждения, слухов, болтовни делегатов, статьи становятся известными лицам, не имеющим ничего общего с ЦК". Я считаю, добавлял Сталин, (он, конечно, лгал), что статьи Ленина должны быть опубликованы, "к сожалению, этого сделать нельзя, так как из письма секретарши Ленина Фотиевой видно, что они не были вторично пересмотрены товарищем Лениным и не получили окончательный вид, готовый для печати"9.

Ссылка на Фотиеву послужила Сталину благовидным предлогом избежать оглашения в печати весьма неприятных для него записок Ленина, но из раздраженного письма Сталина явствует, что о существовании этих записок все-таки узнали некоторые делегаты съезда и как раз накануне его. Очевидно, не говоря о записках ни одного слова членам Политбюро, Троцкий их кому-то показывал, или говорил о них. Точного содержания этих документов делегаты сьезда, по-видимому, не знали. Все держалось на слухах, и из них делался вывод, что больной Ленин выражал доверие к Троцкому, дал ему какие-то важные в партийном отношении поручения и полномочия.
 
Вот эти слухи ("болтовня", по злобному выражению Сталина), еще более усиливали впечатление от статьи Радека, превращая в большое событие ожидаемое выступление Троцкого на съезде. Доклад на нем сделали Каменев, Зиновьев, Сталин, Рыков, но после того, что сказано выше, станет понятным, что в центре съезда встали - не они, а Троцкий. От имени Политбюро (в первый раз и в последний) он сделал доклад о положении промышленности, пустив в оборот термин "ножницы", фигуральное выражение болезненного, режущего советскую экономику расхождения индустриальных и сельскохозяйственных цен.

Отчет в "Правде" отмечает, что речь Троцкого была покрыта "бурными, долго несмолкаемыми аплодисментами"
 
Этого мало сказать. Появление Троцкого на трибуне и уход с нее после доклада сопровождались такой действительно бурной овацией, таким длительным, несмолкаемым громом аплодисментов, что Сталин и другие члены Политбюро позеленели от зависти и злобы, а Ворошилов, находившийся в составе президиума съезда, не постеснялся громко сказать: "Подобные овации просто неприличны, так можно встречать только Ленина"10.

Есть сведения, что после съезда некоторые делегаты съезда получили наставления в этом духе в секретариате ЦК. Можно твердо установить, что именно на XII съезде, в апреле 1923 г., оформилась та внутрипартийная ситуация, то настроение, с которым в прямой связи находятся многие последовавшие события. В беспримерных овациях по своему адресу Троцкий имел право видеть признание партийной массой его великого значения, таланта, ценности, авторитета. Из этого он мог вывести, что есть налицо нужная ему конъюнктура, при которой, увлекая за собой большинство партии, он должен подняться на самую высоту. Позднее, уже высланный из СССР, Троцкий в своей автобиографии, изданной в Берлине в 1930 г. ("Моя Жизнь", т. II, стр. 216-257) писал, что в ноябре 1922 г. имел особый разговор с Лениным. Из него он заключил, что Ленин хотел создать "такие условия в партии, которые дали бы мне возможность стать заместителем Ленина, по его мысли - преемником на посту председателя Совнаркома. Только в этой связи становится ясен смысл так называемого Завещания. Бесспорная цель Завещания - облегчить мне руководящую работу". Нужно с очень большим недоверием отнестись к этому сообщению Троцкого и его интерпретации "Завещания".

Но если он действительно верил, что Ленин хотел выдвинуть его в качестве своего "заместителя", становится понятным стремление Троцкого использовать в этом направлении овации съезда и на их крыльях подняться наверх руководства партией и государством. Но на том же съезде, и с большей, чем до этого, раздраженной, озлобленной упорностью, члены Политбюро, и в первую голову - Сталин, Зиновьев, Каменев - твердо решили, что взлета наверх Троцкого они ни в коем случае не допустят. Однако, съезд закрылся при двух заявлениях, маскировавших уже начавшуюся борьбу за власть. "Руководство нашей партией, государством и хозяйством, - сказал Троцкий, - не только останется незыблемым, но оно должно быть упрочено, укреплено и поднято на высокую ступень. Всякого, кто попытается направить свою энергию против руководства партией, государством и хозяйством, мы поставим все совместно по ту сторону баррикады. Я говорю это с тем большей энергией, что некоторые товарищи считают, что у меня есть ошибки по этой линии. Я заявляю и утверждаю, что в отношении к резолюции (предложенной сьезду), которая говорит о необходимости укрепления и упрочения руководства партии во всех областях, я буду не последним в вашей среде для ее защиты, проведения и беспощадной борьбы со всяким, кто на нее покусится"11.
 
Со своей стороны Сталин заявил, что никаких признаков раскола в ЦК нет, и отсюда единогласно принятая резолюция: "Съезд убежден, что констатированная среди самых широких слоев членов партии железная воля к единству обеспечит партии на ближайшие годы еще более прочную сплоченность и спайку, нежели это было до сих пор". Не прошло и пяти месяцев, и скрытая борьба стала явной и разрушающей уверение в железном единстве партии.
 
Посмотрим, как и в какой обстановке это произошло

В средине лета 1923 г. экономическое положение страны стало крайне тяжким. Расхождение высоких цен промышленных товаров с низкими, падающими ценами сельскохозяйственных продуктов принимало угрожающий характер. Избыток хлеба не мог быть продан крестьянами. А экспорт его за границу не был налажен. Крестьяне не имели средств покупать, да еще по высочайшей цене, промышленные товары. Страна с ничтожной массой продукции, при неудовлетворении самых насущных потребностей населения, оказалась в тисках экономического абсурда - кризиса сбыта. Не сбывая свою продукцию, фабрики, переведенные с введением НЭПа на коммерческий расчет, не имели денег, чтобы выплачивать заработок рабочим, а если платили его, то падающими в своей ценности ничего не стоящими так называемыми "сов-знаками". Положение рабочих стало нетерпимым.
 
В Москве, Харькове, Нижнем Новгороде начались забастовки, по коммунистической теории, могущие иметь место при капитализме, но не в стране с "диктатурой пролетариата". Этими выплывшими острыми вопросами пришлось в спешном порядке заняться Политбюро и ЦК. В сентябре были организованы три комиссии:
 
1) по исследованию кризиса сбыта и образования ножниц;
2) по исследованию вопроса о заработной плате; и
3) внутрипартийному положению.
 
Эта комиссия под председательством председателя ГПУ Дзержинского обнаружила, что под влиянием хозяйственного кризиса и других причин в партии начали слагаться группировки, критикующие Политбюро. В связи с обсуждением указанных вопросов в Политбюро и ЦК возникли споры с Троцким, приведшие его к резкому столкновению с правящей тройкой, т.е. со Сталиным, Каменевым, Зиновьевым. Этого момента как будто он и дожидался, чтобы броситься в атаку. Тогда-то и обнаружилась двусмысленность его заявления на съезде: да, говорил он, я стоял и стою за руководство партией, государством и хозяйством, но это совсем не значит, что я стою за то плохое руководство, которое сейчас осуществляется. Занося на бумагу суть обнаружившихся разногласий - а они были так остры, что Троцкий из одного заседания ЦК ушел, хлопнув дверью - он отправил 5 октября 1923 г. письмо в Политбюро: "Руководства хозяйством нет, хаос идет сверху", - писал он, и лишь при отсутствии чувства ответственности можно "глядеть сквозь пальцы на такого рода руководство".

"Партия перестает быть живым организмом, быстро и умело разрешающим возникающие пред нею большие проблемы. За последний год создалась секретарская психология" (намек на Сталина и его подручных), главной чертой которой является убеждение, что секретарь способен решить все и всякие вопросы без знакомства с ними. "Секретарскому бюрократизму должен быть положен предел. Конечно, развернутая рабочая демократия несовместима с диктатурой, однако партийная демократия должна вступить в свои права, без нее партии грозит окостенение и вырождение"12

На это последовал следующий ответ Политбюро:
 
"Политбюро разошлось и расходится с тов. Троцким по вопросу о личных назначениях по хозяйственной линии. Мы считаем необходимым сказать, что в основе всего недовольства Троцкого, всего его раздражения, всех его продолжающихся уже несколько лет выступлений против ЦК, его решимости потрясти партию, лежит то обстоятельство, что Троцкий хочет, чтобы ЦК назначил его для руководства нашей хозяйственной жизнью. Против этого долго боролся Ленин. Троцкий состоит членом Совнаркома, членом СТО, ему был предложен Лениным пост заместителя председателя Совнаркома, но он ни разу не посетил заседаний Совнаркома, ни при Ленине, ни после отхода его от работы.
 
Он ни разу не был на заседании СТО, ни разу не внес ни в Совнарком, ни в СТО, ни в Госплан какие бы то ни было предложения по хозяйственным, финансовым, бюджетным и т.п. вопросам. Он ведет себя по формуле: все или ничего. Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что или партия должна предоставить тов. Троцкому диктатуру в области хозяйственного и военного дела, или он фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собою лишь право систематической дезорганизации ЦК. Политбюро не может взять на себя ответственность за удовлетворение претензий Троцкого. За рискованный опыт в хозяйственной области мы ответственности на себя взять не можем"13.
 
В начавшейся борьбе громадную поддержку Троцкому принесло поступившее 16 октября заявление в Политбюро, подписанное 46 видными членами партии14. Оно состоит из обширной декларации, составленной Преображенским, Бреславом, Сокольниковым, под которой, но с разными оговорками, подписались 43 человека, в том числе Белобородов, Розенгольц, Альский, Сапронов, Сосновский, Ваганян, Стуков, Рафаил, Бубнов, Воронский, В. Смирнов, Бык 15, Дробнис 16.
 
Заявление 46 бьет по Политбюро в унисон с Троцким: "Чрезвычайная серьезность положения заставляет нас (в интересах нашей партии, в интересах рабочего класса) сказать вам открыто, что продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии... Если не будут немедленно приняты широкие, продуманные, планомерные и энергичные меры, если нынешнее отсутствие руководства будет продолжаться, мы стоим перед возможностью необычайно острого хозяйственного потрясения, неизбежно связанного с внутренними политическими осложнениями и с полным параличем нашей внешней активности и дееспособности. А последняя, как всякому понятно, нужна нам теперь больше, чем когда-либо, от нее зависят судьбы мировой революции и рабочего класса всех стран".

Заявление подвергает большому сомнению способность большинства Политбюро найти выход из хозяйственного кризиса и "продуманно" руководить советской экономикой. Для этого нужны сконцентрированные действия всех членов партии, а этому мешает установившийся в ней "фракционный режим", руководящийся "взглядами и симпатиями узкого кружка". Партия под тяжестью этого режима перестала быть живым коллективом. Общественное мнение в ней задушено. Сейчас не партия, не широкие массы избирают членов местных комитетов и ЦК, а секретарская верхушка назначает членов конференций и съездов, которые превращаются в исполнительные органы этой верхушки. Создавшееся положение объясняется режимом диктатуры части партии, который был установлен после X съезда, а этот режим пережил себя. Он должен быть заменен режимом товарищеского единения и внутрипартийной демократии17.
---------------
Это заявление Политбюро, также как письмо Троцкого в Политбю ро, никогда не было опубликовано ни Троцким, ни его противниками. Выдержки из него напечатаны только в "Социалистическом вестнике"
в 1924 г. No 11. Опубл. в кн. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927, т. 1, стр. 83-88.
При наборе текста заявления в кн. "Коммунистическая оппозиция в СССР" эта фамилия по ошибке не попала в список подписавшихся. - Прим. ред.
Все перечисленные лица погибли в эпоху кровавой сталинской чистки 1937-38 годов.

Среди подписавших заявление 46 были лица, весьма близкие к Троцкому, особо к нему прислушивающиеся. Совпадение целого ряда мест в их заявлении с тем, что говорил в ЦК и писал Троцкий в письме в Политбюро, не могло не броситься в глаза. Это дало Политбюро основание обвинять Троцкого в том, что, находясь в составе Политбюро, он тайно руководит борьбою против этого учреждения и эту борьбу инспирирует и разжигает. Отсюда обвинение его в нелояльности, в желании потрясти партию, которое, по мнению Политбюро, объясняется тем, что он никогда полностью с ней не сливался и постоянно в самых важных вопросах расходился со взглядами вождя партии - Ленина.
 
Упреки в расхождении с Лениным, крайне умалявшие в глазах партии ценность Троцкого, его остро задевали
 
Он не мог не знать, что в целях именно этого умаления среди партийцев распространяются грубые подпольные прокламации. Из них одна собрала все едкое и ругательное, что Ленин писал о Троцком, а другая доказывала, что Троцкий в сущности меньшевик, и лишь совсем недавно объявил себя большевиком. Отбрасывая обвинения в расхождении с Лениным, Троцкий направил в Политбюро 24 октября второе письмо, доказывая, что во всех важнейших последнего времени вопросах - монополии внешней торговли, функциях Госплана, национальном вопросе - он неукоснительно шел за Лениным18. Переходя от самозащиты к нападению на членов Политбюро, Троцкий приводит факты, на которых нужно подробно остановиться ввиду их исключительной важности в связи с вопросом, как внутри партии устанавливался переход к единоличной власти нового диктатора - Сталина. Запомнить указываемые в письме Троцкого факты нужно еще потому, что к этому письму придется возвратиться, передавая об унизительном положении Троцкого в средине 1925 г.
--------------------
Текст заявления написан Преображенским, который, чтобы привлечь возможно больше подписей, ввел в него пункты, не совпадающие с его основными воззрениями. См. Приложение 9. - Прим ред.

"Одним из центральных вопросов является,- писал Троцкий - поднятый Лениным вопрос о реорганизации Рабкрина и ЦКК. Замечательно, что даже этот вопрос изображается как предмет разногласий между мною и Лениным, тогда как этот вопрос, подобно национальному, дает прямо противоположное освещение группировкам в Политбюро. Совершенно верно, что я очень отрицательно относился к старому Рабкрину. Однако Ленин в статье "Лучше меньше, да лучше" дал такую уничтожающую оценку Рабкрина, которую я никогда не решился бы дать. "Наркомат Рабкрина, - писал Ленин, - не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают, что хуже поставленного учреждения, чем учреждение Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого Наркомата нечего и спрашивать". Если вспомнить, кто дольше всех стоял во главе Рабкрина (с 1919 по май 1922 г. им управлял Сталин), то не трудно понять, против кого направлена эта характеристика, равно как и статья по национальному вопросу. Как же, однако, отнеслось Политбюро к предложенному Лениным проекту реорганизации Рабкрина? Бухарин не решался печатать статью Ленина, который, с своей стороны, настаивал на ее немедленном помещении. Н. К. Крупская сообщила мне об этой статье по телефону и просила вмешаться с целью скорейшего напечатания статьи. На немедленно созванном, по моему предложению, Политбюро все присутствующие - Сталин, Молотов, Куйбышев, Рыков, Калинин, Бухарин были не только против плана Ленина, но и против помещения статьи. Особенно резко и категорически возражали члены секретариата (т.е. Сталин и его подручные Молотов и Куйбышев). Ввиду настойчивых требований Ленина, чтобы статья была ему показана в напечатанном виде, т. Куйбышев предложил на указанном заседании Политбюро отпечатать в одном экземпляре специальный номер "Правды" со статьей Ленина для того, чтобы успокоить его, скрыв в то же время статью от партии. Куйбышев, бывший член секретариата, был поставлен во главе ЦКК. Вместо плана Ленина был принят план "обезврежения" этого плана. Получила ли при этом ЦКК, возглавленная Куйбышевым, характер независимого, беспристрастного партийного учреждения, отстаивающего и утверждающего почву права и единство от всяческих партийно-административных излишеств - в обсуждение этого вопроса я здесь входить не буду, так как полагаю, что вопрос ясен и без того. Таковы наиболее поучительные эпизоды последнего времени по части якобы моей "борьбы" против политики Ленина".

Письмо Троцкого требует добавлений и комментарий
 
Напомним, что описываемый им инцидент относится ко времени, когда Ленин еще был в состоянии диктовать записки, статьи, давать директивы. Это было до третьего удара паралича. О полном уходе не было еще и речи. Если таково было положение, то каким же образом перечисленные Троцким члены Политбюро могли осмелиться до дерзкой мысли, что статью Ленина не нужно оглашать, нужно скрыть, не печатать? Откуда в голову Сталина, Молотова, Куйбышева и других залетела кощунственная мысль не считаться с указаниями Ленина, малейшее слово которого до сих пор почиталось непререкаемым, подлежащим исполнению каноном?
 
Очевидно, Сталину удалось внушить членам Политбюро, что "Ленину капут" и нужно жить без него своим умом. Если бы такого суждения не было, не могло бы иметь место циничное предложение Куйбышева: обманем парализованного человека, напечатаем в одном экземпляре его статью и пусть Ленин думает, что ее читает вся партия. Но тут же встает другой вопрос: что в статьях Ленина было неприемлемо для членов Политбюро, какие предложения Ленина они отвергали? На это есть ответ.
 
Ленин последнее время много думал, как должна быть организована власть после его смерти. В своем Завещании он критически перебирает наличный состав Политбюро (пять его членов) и находит, что для опоры власти это слишком узкий кружок, к тому же способный раскалываться, раздираться всякими личными трениями и столкновениями. База власти должна быть более широкой. Ее должен составить увеличенный в своем составе ЦК, а это, как он указывал в письме к съезду, требует "в первую голову увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни".
 
Расширенный ЦК должен быть не при Политбюро, а над Политбюро в качестве "высоко авторитетной группы", "высшей партийной конференции". Увеличивать состав ЦК нужно не из уже стоящего сейчас вверху слоя партийных людей, не из рабочих, "которые прошли длинную советскую службу" и имеют "известные традиции и известные предубеждения, с которыми именно надо бороться". С несвойственной ему организационной наивностью Ленин указывает, что в ЦК должен войти новый слой, "принадлежащий ближе к числу рядовых рабочих", "преимущественно рабочие, стоящие ниже того слоя, который выдвинулся у нас за пять лет в число советских служащих".
 
В плане Ленина организация власти этим не ограничивается. В статьях "Как реорганизовать Рабкрин" и "Лучше меньше, да лучше", местами довольно путанных (болезнь давала себя знать - диктовать свои наставления Ленину было нелегко), он считает необходимым дополнить расширение ЦК расширенным составом ЦКК (Центральной Контрольной Комиссии), опирающейся на реорганизованный Рабкрин - Рабоче-Крестьянскую Инспекцию.
 
На XI съезде партии в апреле 1922 года, когда начала организовываться ЦКК, ее составляли только 5 членов и два кандидата к ним. Ленин предложил выбрать в ЦКК "75-100 новых членов из рабочих и крестьян", со всеми правами членов ЦК. Преобразованная ЦКК должна играть важную роль в управлении партией и государством. Члены ЦКК должны присутствовать на заседаниях Политбюро, "проверять все документы, идущие на его рассмотрение".
 
Все бумаги, относящиеся к заседаниям Политбюро, должны быть получены членами ЦК и ЦКК "не позже как за сутки до заседания Политбюро". "Члены ЦКК должны составлять сплоченную группу, которая, не взирая на лица, должна будет следить за тем, чтобы ничей авторитет не мог помешать им сделать запрос, проверить документы и вообще добиться безусловной осведомленности и строжайшей правильности дел". По всему видно, что перед смертью Ленин захотел внести какой-то элемент демократичности в созданную им диктаторскую (и предназначенную оставаться диктаторской) партию. Критически указывая на личные недостатки членов существующего Политбюро из "старой гвардии", он дал им понять, что настоящими заместителями его они быть не могут, таковым может быть лишь коллектив из расширенных пленума ЦК и ЦКК.
 
Во что при такой организации власти превращалось Политбюро? Теряя свой властный характер, оно превращалось в орган исполнительный, подотчетный, контролируемый, подчиненный. Из маленькой группы власть уходила в руки каких-то новых людей, входящих в ЦК и ЦКК. Против такого ухода от них власти и восстали члены Политбюро. Именно по этой причине они, особенно Сталин, на план Ленина ответили спонтанной реакцией: статью Ленина скрыть и не печатать.
 
В доказательство, что группка Политбюро считала только себя и больше никого полномочной настоящей властью, сошлемся на следующее признание Сталина при обсуждении на XII съезде предложения о расширении состава ЦК и ЦКК. У нас, говорил он, сейчас 27 членов ЦК и внутри его ядро из 10-15 человек, "которые до того наловчились в деле руководства политической и хозяйственной работой наших органов, что рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству. С деланной, якобы добродушной насмешкой, Сталин говорил, что наловчившиеся жрецы, "набравшись большого опыта по руководству, могут заразиться самомнением, замкнуться в себе самих". Кроме того, они стареют, требуют отдыха, им нужна смена.
 
И тут же после этого Сталин убежденно поведал съезду, что смены-то нет, и неизвестно, когда она будет. "Ковать руководителей партии очень трудно. Для этого нужно десять лет, более десяти лет. Гораздо легче завоевать ту или другую страну при помощи кавалерии тов. Буденного, чем выковать двух или трех товарищей из низов, могущих в будущем действительно стать руководителями страны19. Один из делегатов съезда, Стуков, отвечая Сталину, указал, что "нужно, чтобы касты жрецов не было. Это беда наша, что в ходе работ создались эти касты"20. Замечание Стукова "жрецы" пропустили мимо ушей. Ведь Сталин показал, что для "ковки" только двух-трех будущих руководителей нужны десятилетия. Сколько же десятилетий нужно, чтобы выковать, например, десяток таких руководителей!
---------------------------
Двенадцатый съезд Российской коммунистической партии (большевиков) Стенографический отчет, Москва, Изд Красная Новь, Главполитпросвет, 1923, стр 60-61
Там же, стр 129, 131
Ясно, что руководствующие ныне жрецы не могут быть сменяемы, не имеют смены, и все, что есть лучшего в партии, самый цвет ее, уже находится в Политбюро. Из всего сказанного как будто вытекало, что противоречащий убеждениям Политбюро наивно-демократический план, предложенный Лениным, должен был быть отвергнут.
 
Этого не случилось
 
Скрыть предложения Ленина они побоялись, и следуя за его указаниями, XII съезд увеличил число членов ЦК с 27 до 40 и 15 кандидатов, а состав ЦКК с 5 человек до 50 с президиумом из 9 человек. Но одновременно, что правильно заметил Троцкий, план Ленина был "обезврежен". Опыт жрецов Политбюро, и особенно Сталина, опыт Организационного Бюро, где председательствовал Сталин, опыт секретариата ЦК, где генеральным секретарем был все тот же Сталин, убедительно свидетельствовал, что разными способами по части обработки членов партии, убеждениями, рекомендациями, лестью, угрозами, перемещениями, назначениями на высший пост, снижением с поста можно добиваться того, что состав партийных съездов, как и личный состав ЦК и ЦКК, будут отвечать желаниям жрецов и проводить им желательную политику.
 
Так, председателем ЦКК, задачей которой была "охрана единства партии, укрепление партийной и государственной дисциплины, всемерное улучшение аппарата советского государства" - Сталин сумел поставить рабски послушного ему Куйбышева, а в президиум ЦКК ввел Ярославский и других угодных ему людишек. При окрепнувшем режиме, названном "секретарским", страх увеличивать составы ЦК и ЦКК полностью исчез. На съезде в 1924 г. число членов ЦК вместо 40 стало 53, а ЦКК с 50 увеличилось до 150. На съезде в 1925 г. число членов ЦК повысилось до 63 и 43 кандидатов, а в состав ЦКК введено 163 человека. На съезде в 1927 г. в ЦК введены 71 член и 50 кандидатов, а ЦКК уже разбухла до состава в 195 человек.
 
И чем многочисленнее становились эти будто бы демократические, декоративные учреждения, тем более падала их независимость, тем более росло их послушание, тем более они становились простыми исполнителями воли жрецов Политбюро, среди которого все явственнее подымалась фигура главного жреца - иерофанта. По замыслу Ленина, расширенный ЦК есть высшее, авторитетное учреждение партии, а фактически он превращался в простую покрышку Политбюро, в своего рода его псевдоним. Взглядов, отличных от правящего ядра Политбюро, он иметь не смел.
 
По замыслу Ленина, ЦКК должна быть сплоченной, независимой, всех контролирующей группой, делающей свое дело "не взирая на лица". Вместо этого она стала подсобным органом главного жреца. На XIII съезде партии (в мае 1924 г.) председатель ЦКК глупый Куйбышев, подводя годовой итог деятельности этого обновленного учреждения, с откровенностью заявил, что управляемая им ЦКК не желает быть беспристрастным, независимым органом, а дубинкой, направляемой приказами Политбюро: "Линия ЦК, - говорил он,-выразилась в безоговорочной решительной поддержке ЦК и его большевистской политики. Нам льстили, нам говорили - вы выбраны на съезде, вы равноправны с ЦК, вам нужно иметь собственную линию, как можно более независимую от ЦК. У членов ЦКК вызывали низменные чувства величия и тщеславия. Нас убеждали, что мы должны быть беспристрастны, должны быть инстанцией, стоящей над происходящей борьбой. Эта соблазнительная позиция не соблазнила ЦКК. Мы ее решительно отвергли".

Пройдет еще три года, и тот же Куйбышев весьма ясно даст понять, что ЦКК не орган Партии или Политбюро, а учреждение, услужающее только Сталину и всеми своими силами способствующее его возвышению. Вот его слова на XV съезде партии, в декабре 1927 г.: От имени всей ЦКК заявляю, что именно тов. Сталин, генеральный секретарь партии, является тем лицом, которое сумело сплотить вокруг себя все лучшие силы партии. От имени ЦКК заявляю, что это руководство и этот генеральный секретарь нашей партии является тем, что нужно для партии, чтобы итти от победы к победе".
После этой демонстрации последовательного "обезвре-жения плана Ленина", превращенного в опору генерального секретаря, того самого Сталина, которого Ленин предлагал снять с поста генерального секретаря, - возвратимся к оппозиции 1923 г.

* * *

На письмо Троцкого от 24 октября немедленно последовал ответ Политбюро, но не будем на нем останавливаться, тем более что Политбюро решило, что у него кроме ответов Троцкому есть возможность обуздать эпистолярную литературу оппозиции. Для этого им были созваны пленумы ЦК и ЦКК и на это заседание были приглашены представители (конечно угодные Политбюро) десяти наиболее крупных партийных организаций и 12 человек из оппозиции. Хотя совещание осудило выступление Троцкого как "глубокую политическую ошибку, особенно в тот момент, который переживает сейчас международная революция", но большинством 102 против 2 и 10 воздержавшихся от голосования (это 12 оппозиционеров) постановило споры, поднятые Троцким, "не выносить за пределы ЦК", не оглашать писем Троцкого и заявления 46-ти, также как ответ Политбюро и осуждающую их резолюцию.
 
Этим было ясно выражено желание Политбюро заставить оппозицию молчать; в награду за это ей обещали начать в ЦК и Политбюро разработку и освещение всех вопросов, связанных с функционированием в партии рабочей демократии. И действительно, в течение ноября происходил ряд совещаний "по внутрипартийному строительству". Не возражая против запрещения фракции в партии, Троцкий в то же время настаивал, чтобы была допущена некоторая свобода группировок. В конце концов удалось как будто добиться единогласия в этих вопросах, и принятая резолюция со всеми ее хорошими словами о рабочей демократии, свободе обсуждения, выборном начале в партии - была опубликована 7 декабря в "Правде". Она была подписана Троцким, а два дня спустя Троцкий выступил в той же "Правде" с письмом под заглавием "Новый курс", полным жестокой критикой ЦК и Политбюро.
 
Что заставило его отречься от своей подписи? Наиболее правильное объяснение таково. Политбюро, изображая себя инициатором постановок вопроса о рабочей демократии и, якобы, сторонником выборного начала - этим самым вырывало из рук оппозиции оружие, которым та хотела сражаться, добиваясь смены бюрократизирующего партию руководства. Троцкий, как и многие из 46, понял этот маневр и счел нужным показать, что "рабочая демократия", прокламируемая Политбюро - лишь пыль в глаза.
 
Называя новое выступление Троцкого "фракционным манифестом", резолюция, составленная Политбюро, указывала, что с момента появления этого "манифеста" борьба перестала иметь скрытый характер. "оппозиция" поднимает в Москве, в особенности в военных ячейках и в ячейках вузов небывалую еще в истории нашей партии кампанию против ЦК, сея недоверие к Центральному Комитету. По всей России "оппозицией" рассылаются ее представители. Борьба принимает неслыханно острые формы. Нет места излагать подробно "манифест" Троцкого и его другие статьи, вышедшие потом брошюрой под общим заглавием "Новый курс".
 
Приведем лишь некоторые выдержки из нее
 
Он пишет: "Черты бюрократизма достигли в аппарате партии поистине опасного развития. Бюрократизм рождается не внизу, а на самом верху, он идет не от уезда к центру, а от центра в уезд. У нас два этажа - в верхнем решают, в нижнем только узнают о решении. В партийных организациях все сосредоточивается в руках одного секретаря. Руководство вырождается в простое командование. С этим старым курсом нужно решительно покончить и взять Новый курс. Новый курс должен начаться с того, чтобы в аппарате все почувствовали снизу доверху, что никто не смеет терроризировать партию. Партия не выполнила бы своей миссии, если бы распалась на фракционные группировки, таким не должно быть места, но партия может справиться с этой опасностью, держа курс на внутрипартийную демократию, ибо аппарат бюрократизации является одним из важнейших источников фракционности. Необходимо постоянное взаимодействие старшего поколения с младшим. Только оно может сохранить старую гвардию как революционный фактор. Иначе старики могут окостенеть. Перерождение нашей старой гвардии совсем не исключено. Средства против этой опасности - глубокая перемена курса и все большее вовлечение в партию пролетариев у станка. В настоящее время они составляют менее одной шестой части партии, нужно, чтобы фабрично-заводские ячейки составляли две трети партии. Нужно обратить особое внимание на учащуюся молодежь. Молодежь - это вернейший барометр, отражает все наши плюсы и минусы. Мы были бы тупицами, если бы не прислушивались к ее настроениям. Они наша проверка, наша смена, завтрашний день".

Троцкий требует, чтобы перестали говорить и доказывать, что он расходился с Лениным, следовал не за ним. "Я не считаю путь, которым я шел к ленинизму, менее надежным и прочным, чем другие пути. Я шел к Ленину с боями, но я пришел к нему полностью и целиком".

Полемике с "Новым курсом" Троцкого "Правда" и ее редактор Бухарин посвятили множество статей. Все "жрецы" из Политбюро выступали против него с речами и статьями: "Большевизм,- писал Бухарин,- всегда очень ценил и ценит аппарат, противопоставлять (как то делает Троцкий) партию аппарату значит уклоняться в сторону от ленинизма. большевики никогда не играли в формальный пустой демократизм. Троцкисты хотят "разбольшевичить" нашу большевистскую партию. Этого партия никогда не допустит"21.

Что значат, спрашивал Каменев, призывы Троцкого к свободе обсуждения, к демократии? Понимает ли он, куда это ведет? "Сегодня говорят - демократия в партии, завтра скажут - демократия в профсоюзах, послезавтра беспартийные рабочие могут сказать - дайте нам такую же демократию, какую вы вызвали у себя. А разве крестьянское море не сможет сказать нам - дайте демократию"?22
Зиновьев, ополчаясь против попыток под флагом рабочей демократии образовать в партии группировки, заявлял: "Время для свободы группировок не наступило и не наступит вообще в период диктатуры пролетариата. Этот вопрос связан с вопросом о свободе партии, о политических правах непролетарских слоев населения и пр. Допустить фракционность и группировки в нашей партии - означает допустить в зародыше два правительства, т.е. подготовить гибель пролетарской диктатуры. Дело идет о жизни или смерти партии"23.
------------------
Н. Бухарин. Долой фракционность. 1924 г.
"Социалистический вестник" 1924 г. No 2.
Дискуссия 1923 года. Под общей редакцией К. Попова, ГИЗ,
Москва - Ленинград, 1928, стр. 145.

Со свойственной ему грубостью Сталин бил по Троцкому и всей оппозиции
 
Вопрос и о "ножницах", и о рабочей демократии, писал он, поставило в сентябре Политбюро, а не оппозиция. Ее хорошие слова о рабочей демократии и страшные слова о бюрократизме в партии ей нужны, чтобы обосновать лозунг "о снятии сверху донизу руководящих элементов". Сталин высмеивает "демократизм недовольных партийных вельмож". Ни у Троцкого, ни у других членов оппозиции не видит он (и это правильно) демократизма. "В рядах оппозиции имеются такие товарищи как Белобородов, "демократизм" которого до сих пор остался в памяти у ростовских рабочих; Розенгольц, от "демократизма" которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам; Пятаков, от "демократизма" которого не кричал, а выл Донбасс; Альский, "демократизм" которого всем известен; Бык, от "демократизма" которого до сих пор воет Хорезм"24.

Удары Политбюро и его людей направлялись главным образом по Троцкому. В "Правде" и ее отделе "Партийная жизнь" помещались о нем такие статьи и заметки, что вызывали протестующие письма в редакцию (самого Троцкого, Пятакова, Радека и др.) и приводили к выводу, что с Троцким не спорят, а его просто "травят". Это возмущало ячейки вузов, так как учащаяся молодежь, польщенная вниманием к ней Троцкого, в большинстве своем стояла за него. Много сторонников было у него и среди военных ячеек, где высоко стоял престиж председателя Реввоенсовета. Поддерживая Троцкого, Антонов-Овсеенко (герой Октябрьской революции), подписавший заявление 46-ти, послал во все военные ячейки циркулярное письмо в духе "Нового курса" Троцкого. Не имея на это права, он сделал это в качестве начальника Политического управления армии. Привлеченный за это к суду ЦК и ЦКК, Антонов-Овсеенко ответил им дерзким письмом, в котором говорил о "бесшабашных и безыдейных нападках на Троцкого, на того, кто в глазах самых широких масс является вождем, организатором и вдохновителем победы революции"25.
----------------------
Статья Сталина в "Правде" 15 дек. 1923 г.
Тринадцатая Конференция РКП(б). Москва, Госполитиздат, 1951, пр. 191

Чтобы показать, что оно не "травит" Троцкого, а занимает в борьбе с ним объективную позицию, Политбюро сочло нужным сделать следующее заявление: "Будучи несогласным с т. Троцким в тех или иных отдельных пунктах, Политбюро в то же время отметает как злой вымысел предположение, будто в ЦК партии есть хотя бы один товарищ, представляющий себе работу Политбюро, ЦК и органов государственной власти без активнейшего участия т. Троцкого. Подобное представление распространяется лишь из явно фракционных соображений и рассчитано только на обострение разногласий и внутрипартийной борьбы, какого во что бы то ни стало необходимо избежать. Находя совершенно необходимым дружную и совместную работу с т. Троцким во всех руководящих учреждениях партии и государственной власти, Политбюро считает своею обязанностью сделать все возможное для того, чтобы дружная работа была обеспечена и впредь"26.

Заявление глубоко лживое
 
При ненависти Политбюро - особенно тройки - к Троцкому дружная работа с ним была немыслима. Но заявление Политбюро интересно вот с какой стороны. В это время Политбюро еще не думало, что победа над Троцким и оппозицией ему обеспечена. Соотношение борющихся сил не было ясно, и в Политбюро могли думать, что для собственного спасения может быть придется пойти на особый "пакт" с Троцким. У Зиновьева одно время даже был проект о каком-то высшем органе, состоящем из него, Троцкого и Сталина. Что же касается самого Троцкого, то вот что он писал позднее в своих воспоминаниях: "В 1923 г. было вполне возможно завладеть командной позицией открытым натиском на быстро складывающуюся фракцию национал-социалистических чиновников, аппаратных узурпаторов, незаконных наследников Октября, эпигонов большевизма". Почему же этот "открытый натиск" не удался? Говорят, Бородинское сражение французы не выиграли потому, что у Наполеона был насморк. Не будь его, распоряжения Наполеона были бы гениальными, русской армии не удалось бы уйти, она была бы раздавлена. Нечто подобное будто бы помешало и Троцкому выиграть победу над "незаконными наследниками Октября".

Отправившись в самом конце октября на охоту на уток, Троцкий промочил ноги, простудился, заболел инфлюэнцей и у него началась какая-то "криогенная температура". Врачи запретили ему вставать с постели. "Так я пролежал весь остаток осени и зиму. Это значит, что я прохворал дискуссию 1923 г. против троцкизма". И Троцкий меланхолично заключал: "Можно предвидеть революцию и войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на утку"27. Неприятные "исторические" последствия охоты на утку сказались в том, что в дискуссии на стороне оппозиции не выступил во плоти и крови блестящий, находчивый, едкий, первоклассный оратор, каким был Троцкий. Отсутствие подобной силы сказалось на ходе дискуссии, ослабляло оппозицию. А говоря это, нельзя отбросить естественно рождающийся вопрос: что произошло бы, если бы Троцкому удалось опрокинуть тройку? Было бы наивно думать, что его победа создала бы какую-то "внутрипартийную" демократию и свободу.
 
Ни Троцкий, ни люди, идущие с ним, "демократами" не были. Дух демократизма вообще чужд самому существу той диктаторствующей ленинской партии, к которой они принадлежали. Произошла бы лишь замена лиц и победители-троцкисты стали бы бороться с фракционностью и внутрипартийными группировками совершенно так же, как их предшественники и противники. Иначе в случае победы было бы в области общей государственной экономической политики: линия оппозиции весьма и весьма отличалась от существовавших тогда взглядов Политбюро. Характеризуя оппозицию, Политбюро указывало, что часть ее "отдает обильную дань "левой "фразе против НЭПа вообще, делая такие заявления, которые бы имели какой-либо смысл тишь в случае, если бы эти товарищи предлагали отказаться от НЭПа и вернуться к военному коммунизму". Нужно с максимальным вниманием отнестись к этому совершенно правильному указанию. Здесь ключ к пониманию многих крайне важных близких и дальних событий. Итак, среди оппозиции были люди, желавшие отказаться от НЭПа и вернуться к военному коммунизму.

Проанализируем это желание
 
Ленин, вводя НЭП, писал: "Мы рассчитывали, поднятые волною энтузиазма, осуществить великие экономические цели. Мы предполагали, без достаточного расчета, непосредственным велением пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку"28. Возвращаясь к тому же вопросу, Ленин в докладе на съезде Политпросветов говорил: наша (до НЭПа) экономическая политика "безрас-счетно предполагала, что произойдет непосредственный переход старой русской экономики к государственному производству и распределению на коммунистических началах"29.
 
В речи 29 октября 1921 г. на Московской губернской конференции он к этому прибавил: "При оценке возможного развития мы исходили большей частью, я даже не припомню исключений, из предположений, не всегда, может быть, открыто выраженных, но всегда молчаливо подразумеваемых, о непосредственном переходе к социалистическому строительству. Я нарочно перечитал то, что у нас писалось, например, в 1918 г. и убедился, что такое предположение у нас действительно было"30.

Спустя четыре года Зиновьев на XIV съезде партии дал интересные добавления к словам Ленина: "Если бы нас спросили в тот момент, когда мы начинали нашу революцию, сколько времени требует наша партия на то, чтобы завершить свою программу, едва ли кто-либо стал тогда говорить о десятилетиях. Если бы нам тогда дали пять лет, мы все считали бы, что срок этот весьма значителен и достаточен вполне"31.

Это была коллективная вера партии в чудо. Будто пяти лет вполне достаточно, чтобы превратить старорусскую экономику с ее господством мелкокрестьянского хозяйства в страну с коммунистическим производством и распределением.
----------------------
Правда, 18 октября 1921 г.
Ленин. Сочинения, т. 33, стр. 39.
Там же, т. 33, стр. 63.
Четырнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), 18-31 декабря 1925 г. Стенографический отчет. Москва-Ленинград, ГИЗ, 1926, стр. 99-100.

Разумеется, такая вера не имела ничего общего с основными воззрениями марксизма, до сих пор господствовавшими в России, начиная с 1883-84 гг. Она была каким-то воскрешением или продолжением - но в марксистском облачении - народнических и народовольческих верований. При введении НЭПа эту предшествующую ему политику назвали "военным коммунизмом", т.е. коммунизмом не настоящим, а, как объяснял Ленин, продиктованным соображениями, потребностями, условиями только военными, а не экономическими. Ленин заявил, что необходимость отхода от военного коммунизма никто не отрицал и что новая политика принята партией "совершенно единогласно". Это абсолютно не соответствовало действительности. По словам того же Ленина, замена военного коммунизма НЭПом вызвала в партии "панику", "жалобы, уныние, негодование"32.
 
В партии был и в 1923 г. продолжал существовать, в частности среди подписавших заявление 46-ти, значительный слой (и не маленьких людей) считавших, что в своей основе военный коммунизм был стройной системой, подлинно коммунистической политикой, только потому сопровождавшейся неудачами, что она не могла во время гражданской войны выявить все присущие ей качества. В военном коммунизме ценили полное уничтожение им какой-либо организационной формы промышленного и торгового частного капитала и властное воздействие на сельское хозяйство с устранением в нем зажиточных "кулацких" элементов. Особенно ценили основной принцип военного коммунизма - централизованное планирование, охватывающее все без исключения области хозяйства.
 
На IX съезде Советов в декабре 1921 г., настаивая на том, что военный коммунизм не мог решить "навязанные нам задачи", Ленин тем не менее объявил, что "прошлый опыт был великолепен, высок, величественен, имел всемирное значение". Именно гак и смотрели на военный коммунизм многие партийцы. Они были уверены, что они-то и являются законными наследниками Октября, верными последователями принципов "ве-личественного, великолепного опыта". Они были убеждены, что нужно возможно скорее уйти от НЭПа.

Это было их убеждение, а не просто "левая фраза"
 
Внимательно присматриваясь к докладу Троцкого о промышленности, сделанном в апреле на съезде 1923 г.ЗЗ, можно усмотреть, что хотя он шел от имени Политбюро, тогда полностью стоявшего за НЭП, в нем явно чувствуется противоборствующая НЭПу тенденция. Троцкий признает, что нужно пройти через НЭП, но нужно делать это ускоренным ходом, "по сокращенному учебнику". Он пугает грозными последствиями, созданными тем, что "вызван рыночный дьявол на свет". "Начинается эпоха роста капитала, причем этот зверь прыгает большими прыжками. Кто знает, не придется ли нам в ближайший год, в следующий год, каждую пядь нашей социалистической территории отстаивать зубами, когтями против центробежного влияния частного капитала".
 
Два года не прошли с тех пор, как Ленин ввел НЭП, а из речи Троцкого видно, что уже следует думать о "диалектических победах над НЭПом". Нужно, чтобы "развитие производительных сил шло по социалистическому каналу", а это невозможно без охватывающего все хозяйство плана. Если этого не будет, "наш транспорт, наша тяжелая промышленность пойдет на слом и промышленность через рынок возродится как частнокапиталистическое предприятие".

Антинэповская мысль еще более выражена у одного из виднейших оппозиционеров - Пятакова. В 1923 г. он постоянно твердил, что после отказа от военного коммунизма и введения НЭПа "зародыш капиталистической системы вырос, окреп и грозит в дальнейшем развитии неисчислимыми опасностями только что складывающимся зачаткам социалистического хозяйства". НЭПу надлежит противопоставить подлинную коммунистическую политику, и утверждая это, Пятаков несомненно инспирировался духом военного коммунизма. "Очередной нашей задачей является собирание всех государственных предприятий в одну систему государственного хозяйства, объединенного, сознательно, планово направляемого в ту сторону, которая нам необходима. Кто этого не понимает, тот не понимает, что в борьбе между частно-капиталистическим началом, которое развивается, и государственно-социалистическим - неизбежно поражение будет терпеть государственно-социалистическое начало".

Также как Троцкий, выдвинувший для усиления планирования предложение о придании законодательных прав Госплану34, Пятаков стоит за властное планирование хозяйства. В записке, составленной им, Преображенским, В. Смирновым и Осин-ским, отправленной в конце декабря 1923 г. в Политбюро - се авторы доказывают, что разрешение всех хозяйственных вопросов упирается в плановое начало, и вне планирования деятельность Политбюро перестает быть социалистической. Главным теоретиком, обосновавшим экономическую политику, оппозиционного течения, скоро названного троцкистским - стал Е. Преображенский, выступивший со статьей по этому вопросу в октябре 1923 г. в "Вестнике социалистической академии" (ее вскоре переименовали в академию Коммунистическую). Он доказывал, что в рамках единого национального хозяйства не могут "рядом существовать социалистическая система и система частно-торгового производства. Одна система должна пожирать другую. Либо социалистическое производство будет себе подчинять мелкобуржуазное хозяйство, либо оно само будет рассосано стихией товарного производства.
 
Тут полное отрицание НЭПа. Это совсем не сходилось со словами Ленина, что НЭП вводится "всерьез и надолго". К теории Преображенского еще придется возвратиться в связи с "платформой", защищавшейся оппозицией в 1926 и 1927 гг. Пока же отметим, что для выхода из НЭПа Преображенский требовал ускоренного и максимального развития промышленности, долженствующей, по выражению оппозиционеров, занять в хозяйстве "диктаторское" место. Максимальное развитие промышленности, опирающееся на максимальное увеличение ее основного капитала, должно стать, согласно Преображенскому, первейшею задачей планового руководства страною.

Необходимые средства для этого должны приноситься тем, что Преображенский назвал "первоначальным социалистическим накоплением" - увеличением ресурсов из "досоциалистических форм хозяйства", главным образом с помощью сурового налогового обложения крестьянства. Требование нажима на крестьянство с целью превращения сельского хозяйства в своего рода кормильца промышленности в форме обнаженной или слегка прикрытой вошло составной частью в слагавшуюся доктрину оппозиции. В этом пункте она явно склонилась к тому отношению к крестьянству, которое практиковалось военным коммунизмом 1918-1920 гг. Здесь было расхождение и с последними наставлениями Ленина, и с политикой Политбюро, подготовлявшего пуск лозунга "лицом к деревне".
 
Резолюция XII съезда о сельском хозяйстве и крестьянстве во многих отношениях интересна
 
Вполне соответствуя троцкистским взглядам на значение международной революции для построения социализма в России, она далеко отходит от них, отвергая "нажим" на крестьянство: "Сельское хозяйство, несмотря на то что все еще находится у нас на низком техническом уровне, имеет первенствующее значение для всей экономики Советской России. Как долго будет длиться период преобладающего значения крестьянского хозяйства в экономике нашей федерации - это определится не только внутренними нашими хозяйственными успехами, которые могут иметь лишь постепенный характер, но и ходом развития за пределами России, т.е. прежде всего ходом революции на Западе и Востоке.
 
Низвержение буржуазии в какой-либо из передовых капиталистических стран очень скоро отразилось бы на всем темпе нашего хозяйственного развития, умножив материально-технические ресурсы социалистического строительства. Имея перед собой эту интернациональную перспективу, наша партия в то же время не должна ни на минуту забывать при оценке любого своего шага фактически преобладающего значения крестьянского хозяйства.
 
Недостаточно внимательное отношение к этому обстоятельству было бы чревато неисчислимыми опасностями как в области экономической, так и политической, ибо неизбежно подрывало бы или ослабляло тот союз пролетариата и крестьянства, то доверие крестьянства к пролетариату, которое для данного исторического переходного периода является одной из самых основных опор диктатуры пролетариата, основным условием устойчивости Советской власти, а следовательно, и основной задачей партии"35.

При такой оценке политико-экономического положения не могло быть и речи (вопреки Преображенскому), что промышленность должна жить и укрепляться за счет сельского хозяйства и крестьянства.
Троцкий, Пятаков, Преображенский и их единомышленники имели в виду образование некоего властного, планирующего всю экономику аппарата, который все будет учитывать, всему давать директивы, все двигать в согласии с поставленной целью - направить развитие производительных сил по "социалистическому каналу". На значение планирования указывало и Политбюро, но мыслило его иначе, чем оппозиция. Политбюро утверждало, что при НЭПе планирование не может иметь такого характера, как при военном коммунизме.
 
"Главкократическое администрирование (военного коммунизма) сменяется хозяйственным маневрированием". Плановые методы должны проводиться "с чрезвычайной осторожностью путем тщательного прощупывания почвы". "План социалистического хозяйства не может быть установлен априори теоретическим или бюрократическим путем". План определится, станет жизненным "только в результате длительного подготовительного опыта", "непрерывных усилий практического согласования работы разных отраслей хозяйства и правильного учета результатов"36.
 
Из сказанного видно, что взгляды оппозиции, с ее боязнью НЭПа, ненавистью к НЭПу, с ее ностальгическим притягиванием к прошлому "великолепному и величественному опыту" во многом отличались от позиции тогдашнего Политбюро. И если бы в развернувшейся в 1923 г. борьбе победа оказалась на стороне Троцкого, Пятакова и их единомышленников - несомненно началось бы быстрое возвращение к какой-то обновленной форме военного коммунизма. Конец НЭПа был бы приближен на несколько лет. Но экономическая программа оппозиции в 1923 г. особой ясностью не отличалась.
------------------------
Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях, т. I, стр. 687-688.
Там же, стр. 690, 692.

На авансцене дискуссии стояла не она, а вопрос о "внутрипартийной демократии" и "бюрократизации партии". Однако члены Политбюро, с наибольшей авторитетностью защищавшие официальную хозяйственную политику, а таковыми тогда были Рыков и Каменев, усмотрели, куда ведет экономическая политика оппозиции. Рыков в речи 2 декабря 1923 г. заявил, что мы живем при НЭПе и никакого поворота к военному коммунизму не будет и не может быть. Еще раньше его (27 декабря) такое же категорическое заявление сделал Каменев. Ссылаясь на "первенствующее значение в советской экономике крестьянского хозяйства", он указал, что это хозяйство "мелкобуржуазное и прямого командования над ним мы не имеем и иметь не можем".

Это был ответ апологетам "всеохватывающего планирования", не переставая заявлявшим - все вопросы упираются в "плановое начало"
 
Осуждая тянувшуюся три месяца внутрипартийную борьбу, Зиновьев говорил: "Партию лихорадило, она не спала. Дискуссии продолжались целыми ночами. Партия была взбудоражена как улей". В середине декабря не было достаточно ясно, на чьей стороне может быть победа, но к началу января полностью определился перевес сил на стороне Политбюро. В его руках был аппарат партии, печать, большее число ораторов. Победе Политбюро способствовали, кроме того, три обстоятельства.
 
Больной Троцкий с защитой своих взглядов ни разу не выступал и не мог выступать на собраниях. Бюллетень о его здоровьи, помещенный 8 января 1924 г. в "Правде" за подписью шести врачей, сообщал, что больному нужно предоставить на срок не менее двух месяцев отпуск для климатического лечения - уехать из Москвы на Кавказ. Другое обстоятельство, неприятное для оппозиции, - это выступление на районном собрании Крупской с критикой оппозиции и Троцкого. Так как все исходили из предположения, что она не может расходиться с оценками и взглядами Ленина, из этого заключали, что в развернувшейся борьбе Ленин не был бы на стороне Троцкого. Наконец, третьим обстоятельством, вредившим успехам оппозиции, был несколько раз бросавшийся по ее адресу упрек, что она хочет возврата к военному коммунизму. А от этого отшатывался большой слой партийных людей, весьма чувствующих благодеяния НЭПа в сравнении с голодными годами военного коммунизма.
 
Учтя все это, Политбюро решило покончить с лихорадкой дискуссии, придушить оппозицию и победу над ней закрепить постановлением не пленума ЦК и ЦКК, а более высокой инстанцией - всесоюзной конференцией. Такая конференция, а ей для усиления ее значения предшествовало дирижируемое Зиновьевым осуждение оппозиции в Исполнительном комитете Коминтерна, состоялась 16-18 января 1924 г. При одобрении и соучастии Каменева и Зиновьева, Рыкова и Бухарина ее организовывал Сталин с помощью способов и методов, которые позднее привели всех четырех к небытию. Конференцию сфабриковали так, что на ней не могло быть никаких сюрпризов. Все ее постановления были сделаны заранее, их требовалось только принять.
 
На ней присутствовало 128 делегатов с решающим голосом и 222 с совещательным. С энергичными речами против Политбюро выступили от оппозиции Пятаков, Преображенский, В.Смирнов и другие, но они были приглашены на конференцию лишь с совещательным голосом. Что же касается тех 128, кто имел право решать и выносить постановления, то среди них было только три оппозиционера. Эту конференцию можно в некотором отношении назвать "исторической". Таких при Ленине еще не бывало: ею начата серия будущих съездов и конференций, бесстыдно циничных организационных аранжировок. В них в такой степени исчезало выборное начало, заменяясь подбором сверху, что в дальнейшем они делались лишь глорификацией главного жреца, а когда он обожествил себя - стали совершенно ненужными.
 
Атмосферу конференции правильно определил один из оппозиционеров - Вечев: "Может быть, мы имеем еще только несколько часов полной демократии. Позвольте же нам воспользоваться этими часами"37. Резолюция, принятая всеми против трех, гласит: "Конференция приходит к выводу, что в лице нынешней оппозиции мы имеем перед собой не только попытку ревизии большевизма, не только прямой отход от ленинизма, но и явно выраженный мелкобуржуазный уклон. оппозиция отражает напор мелкой буржуазии на позицию пролетарской партии. Нужно принять самые суровые меры для охраны железной большевистской дисциплины, карать особо сурово за попытку вести фракционную "работу" среди Красной армии. Немедленно принять самые решительные меры, вплоть до исключения из партии, против тех, кто в главном политическом центре СССР - Москве - пытается внести раскол в ряды партии. Принять решительные меры, вплоть до исключения из партии, против распространения непроверенных слухов и запрещенных к опубликованию документов. Опубликовать до сих пор еще неопубликованный пункт 7-й резолюции, принятой по предложению Ленина и дающий право совместному заседанию ЦК и ЦКК 2/3 голосов исключить из партии любого члена ЦК в случае нарушения им партийной дисциплины или допущения фракционности"38.

При распинании оппозиции главные удары падали, конечно, на Троцкого
 
У него Сталин насчитал шесть основных ошибок - лозунг ломки партийного аппарата и дискредитирование его, противопоставление молодежи кадрам партии, намеки на ее перерождение, требование свободы группировок и т.д. Наибольшее преступление Сталин видит в том, что Троцкий "противопоставил себя ЦК, возомнил себя сверхчеловеком, для которого законы не писаны". Объявляя, что дискуссия с оппозицией закончена, надевая намордник на оппозицию, конференция все же не могла пройти мимо вопроса о "рабочей демократии", стоявшего в центре дискуссии. Из принятой резолюции можно усмотреть, что отрицая "свободу фракционных группировок", партия признает принцип рабочей демократии, "свободу открытого обсуждения всеми членами партии важнейших вопросов партийной жизни, свободу дискуссий по ним, а также выборность руководящих должностных лиц и коллегий снизу доверху". Ценность этого заявления равна нулю. Это измятые бумажные цветочки на гроб убитой рабочей демократии.

В XIII конференции, заслуживающей название "исторической", нужно отметить некоторые факты, обращающие на себя внимание тем, что повторяются в дальнейшем движении партии вплоть до 1929 г. Еще до начала внутрипартийной борьбы Троцкий настаивал на увеличении состава партии "рабочими от станка". Конференция (не упоминая о Троцком) предложение принимает: нужно вовлечь в партию не менее 100 тысяч таких рабочих. Троцкий настаивал на внимании к молодежи, особенно учащейся. Конференция, называя демагогией заигрывание Троцкого с молодежью, тем не менее требует "особого внимания к молодежи" и напитания ее "основами ленинизма". Троцкий и оппозиция твердили о плане, без него нет настоящего руководства. "От успешности централизованного планового руководства хозяйством, писал Троцкий в "Новом курсе", - зависит судьба революции - полностью и целиком". Конференция поддается гипнозу планированием, вводит требование об "усилении планового начала", говорит об "исключительной важности Госплана - хозяйственного штаба социалистического хозяйства". Скрывая в этом пункте влияние оппозиции, конференция замечает, что на значение плана якобы достаточно указал XII съезд.

В течение ближайших годов мы увидим, как шествующий к неограниченной власти Сталин будет душить троцкистскую оппозицию и в то же время вооружаться многими идеями и мыслями этой оппозиции. Сталинизированное овосточенное заимствование из арсенала троцкизма станет столь заметно, что, высланный в Среднюю Азию, в Алма-Ату, Троцкий в декабре 1928 г. в своем послании президиуму Коминтерна, с полным правом мог заявить: "Сталинская фракция живет обломками и осколками идей оппозиции".

Отчеты о конференции почти совпали с извещением о смерти Ленина. В это время Троцкий уже не был в Москве. Он был на Кавказе, в Тифлисе. На запрос в Политбюро - когда похороны - он получил (так он позднее писал) сознательно неверно сделанное указание, из которого вытекало, что приехать на похороны не успеет. Ему осталось лишь послать по телеграфу маленькую статью. "Ленина нет, но есть ленинизм. Наша партия есть ленинизм в действии. В каждом из нас живет частица Ленина, то, что составляет лучшую часть каждого из нас. Пойдем вперед с факелом ленинизма". В мае Троцкий из Сухума возвратился в Москву и 19 мая сделал публичный доклад о Доброхиме, встреченный и сопровожденный самыми горячими аплодисментами.

Это свидетельство прежнего к нему внимания его не ослепляет
 
Он видит и чувствует - вся политическая атмосфера весьма отличается от 1923 года. Он узнает, что сочувствующие ему ячейки высших учебных заведений разгромлены, в том числе ЦК комсомола, ряд лиц из оппозиции перемещены из столицы в провинцию, в военных ячейках произошла чистка, начальник ПУРа Антонов-Овсеенко снят со своего поста. Троцкому ясно, что его замысел - натиском, лобовой атакой опрокинуть Политбюро или принудить к существенным уступкам - потерпел полное фиаско. В соответствии с создавшимся положением Троцкий решает на предстоящем съезде радикально изменить свое поведение, высказать послушание решениям руководства партии, желание с ним примириться.
 
Тринадцатому съезду партии (23-31 мая 1924 г.) - первому после смерти Ленина - предстояло обсуждение многих важных политических, хозяйственных и организационных проблем, но, разумеется, он не мог пройти мимо трехмесячной ожесточенной внутрипартийной борьбы. Зиновьев, принимающий на этом съезде вид вождя, делает, как в свое время Ленин, политический доклад и говорит, что нужно подвести итог спорам: "Впервые в истории нашей революции делалась попытка либо изменить политику ЦК коренным образом, либо изменить самый состав ЦК, перепрячь лошадей на ходу". Ответ на эти попытки дала XIII конференция, ее решения XIII съезд должен подтвердить.
 
Взгляды всех обращены на Троцкого, что он на это скажет? Ведь главным образом против него и были направлены резолюции конференции. Любопытно, что хотя Политбюро в течение дискуссии мяло, топтало, всячески поносило имя Троцкого, и из 748 делегатов с решающим голосом подавляющее большинство пришло на съезд с твердо внушенным им наставлением - бить Троцкого, появление его на трибуне вызвало, что пришлось отметить в газетах, - "бурные аплодисменты". Вопреки рекомендациям свыше, престиж Троцкого стоял еще очень высоко.
 
Что сказал Троцкий?
 
"Если бы на XII съезде кто-нибудь взошел на трибуну и внес резолюцию, что необходимо серьезное изменение внутрипартийного курса, иначе партии грозит отрыв от масс, то можно сказать с уверенностью, что он не нашел бы на съезде никакой поддержки". А между тем в период от XII к XIII съезду ЦК 5 декабря принял огромной важности резолюцию "о наблюдающейся бюрократизации партийных аппаратов" и "необходимости "серьезного изменения партийного курса в смысле действительного проведения принципов партийной демократии". "Я никогда не признавал и не признаю свободы партийных группировок, но я должен напомнить, что резолюция ЦК требует для преодоления группировок, чтобы руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс, не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим добросовестных партийцев на путь замкнутости и фракционности". Настаивая, что в этом и была самая суть борьбы, которую он вел, Троцкий выражает свое недоумение пред решением XIII партийной конференции, усмотревшей в его поведении мелкобуржуазный уклон. "Отдельные решения последней конференции, продолжал Троцкий, я считаю в своих частях неправильными и несправедливыми, но у партии не может быть таких решений, хотя бы неправильных и несправедливых, которые могли бы поколебать на йоту нашу беззаветную преданность партии, готовность каждого из нас на своих плечах нести дисциплину партии при всяких условиях. Никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии. Партия в последнем счете всегда права, потому что партия единственный исторический инструмент, данный пролетариату для разрешения его основных исторических задач. Я знаю, что быть правым против партии нельзя. Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правды история не дала. Мы можем сказать, права или не права (партия) в отдельных частных конкретных вопросах, в отдельные моменты, но это моя партия. И если партия выносит решение, которое тот или другой из нас считает решением несправедливым, то он говорит: справедливо или несправедливо, но это моя партия, и я несу последствия ее решения до конца"39.

Трудно представить себе большее фетишизирование партии, унизительное падение ниц перед превращенным в святыню партийным аппаратом. Однако даже такое самораспятие Троцкого не удовлетворило командующий слой. От Троцкого требовали безоговорочного самоосуждения и признания резолюции XIII конференции и так как, прославляя партию, он от этого увильнул, против него с ядовитыми речами выступили Каменев, Зиновьев, Угланов, Рухимович, Рудзутак, Ярославский, Бухарин и целая серия делегатов из провинции. Зиновьев не нашел в книге Троцкого "Новый курс" даже "грана большевизма" (шумные аплодисменты), а по поводу фразы, что партия всегда права, заявил: "Такие кислосладкие комплименты нам не нужны".
 
Сталин высмеивает ту же фразу Троцкого: "Неверно, что партия никогда не ошибалась. Партия нередко ошибается. Неумной хитростью и дипломатничанием вам не провести съезд".
Крупская, а при появлении ее на трибуне все с почтением встают, тоже несогласна с Троцким, будто партия всегда права. Вместе с тем она пользуется случаем заявить, что политика ЦК была совершенно правильна, оппозиция неправа, и "мы не можем себе позволить роскошь дублированных дискуссий".
 
Расчеты Троцкого примириться с командующим аппаратом с помощью беспримерной лести по адресу партии не оправдались. В защиту его на съезде, в сущности, встал только один человек - молодой французский коммунист, речь его переводил Луначарский. Во французской компартии, говорил он, взволнованы острой полемикой, происходившей в России, и особенно нападками на Троцкого. Его имя имеет интернациональное значение и нельзя допускать деградацию достоинства этой большой революционной фигуры. Троцкий в значительной степени синоним революции, несправедливые обвинения против него наносят удар всей коммунистической партии и Коминтерну. Лично я, заявил этот французский коммунист, в более, чем кто-либо, резкой форме высказывался в пользу позиции Троцкого. Предвидя победу ЦК на XIII съезде и отдавая себе отчет в рискованности моей позиции, я, тем не менее, не считаю нужным от нее отказываться и готов за это полностью нести ответственность40.

Имя этого коммуниста -- Б. Суварин. В скором времени он был исключен из Коминтерна. В наше время во французской прессе он непримиримый враг советского коммунизма. Восхваление Троцкого Сувариным делегаты XIII съезда слушали со сжатыми кулаками и с криками: "позор, позор".

Максимум униженности, уступчивости, отказа от самого себя, Троцкий проявил и после съезда, когда встал вопрос о выборе членов Политбюро. Считаясь с Завещанием Ленина снять Сталина с поста генерального секретаря, тот заявил, что свою кандидатуру на этот пост не выдвигает. Всеми голосами, в том числе и Троцкого, Сталин вновь, и на сей раз уже бессменно, избран генеральным секретарем. Подражая Борису Годунову, лицемерно изображавшему нежелание сесть на трон и требовавшему, чтобы народ умолял его стать царем, Сталин разыграл ту же комедию, и среди упрашивающих его взойти на трон генерального секретаря подвизался Троцкий 41.
 
Этим самым он превращал в ничто свою борьбу против "секретарской верхушки" и "секретарского режима"
 
Погром оппозиции совершился, все же она не исчезла, а лишь притаилась. В это время в ее рядах, не считая осколка, еще при Ленине разгромленного, группы Шляпникова и Медведева, существовало два главных оттенка. Один оттенок, неофициальным главою которого был Троцкий, а официальными представителями такие лица, как Пятаков, Преображенский и Дробнис, скоро получил название "троцкизма" В другом оттенке, провозглашавшем так называемый "демократический централизм", в 1924 г. стали выделяться в качестве его выразителей В. М. Смирнов и К. Сапронов. Оба они подписывали заявление 46-ти, а В. Смирнов, кроме того, уже упоминавшееся заявление четырех экономистов, посланное в декабре 1923 г. в Политбюро.
 
Позднее группа Смирнова-Сапронова, имевшая в своем составе большинство из рабочих, обособилась от троцкизма. В 1924 г. этого еще не было, но уже тогда замечалось, что в ней говорят о Политбюро, о ЦК, о курсе партии, таким крутым языком, в сравнении с которым казался мягким и изысканным ядовитый язык брошюры Троцкого "Новый курс". Особенно резким в своей критике был Т. Сапронов, в прошлом рабочий-маляр, не стеснявшийся в 1920 г. самым непочтительным образом полемизировать с самим Лениным.
 
Сапронов - тип непреклонного фанатика с чертами Аввакума, знаменитого протопопа-раскольника 17 века, за свою веру без страха погибающего на костре. Октябрьская революция была его святыней, и когда Сапронов говорил кто и что ее "изгадили", и не превратили в "подлинное царство рабочих", он ожесточенно употреблял самые нецензурные площадные выражения. Речь на съезде Троцкого, будто партия всегда права, оба течения оппозиции несомненно ошарашила, но если троцкистов она привела в неприятное смущение, то в группе Сапронова встретила уже негодование. Сапронов назвал ее "интеллигентски-лакейскими брызгами". Такая реакция оппозиции, конечно, стала известной Троцкому, и все говорит за то, что он сам начал считать свою речь большой ошибкой.
 
Признать таковую Троцкого толкал и вывод, что его примиренческая позиция ничего ему не принесла. Политбюро ее оттолкнуло и высмеяло. Он видел, что, мало считаясь с ним, Политбюро вмешивается в дела и порядки подчиненного ему военного ведомства, устраняет работавших с ним лиц (напр., Склянского), и эта политика приобретает уже вызывающий характер, когда после XIII съезда его помощником назначается скоро сменивший его Фрунзе. Уже будучи высланным из России, Троцкий в изданной в 1929 г. книге "Что и как произошло" (стр. 36) писал: "Я до последней возможности уклонялся от борьбы. Здесь не место обсуждать, правильно ли было ценою величайших личных уступок стремиться сохранить почву коллективной работы или нужно было самому перейти в наступление по всей линии. Я избрал первый путь".

Эти слова лживы, далеки от действительности
 
В наступление он бросился в 1923 г., когда был разбит, склонил голову на XIII съезде с декларацией "партия всегда права". Во вторичное наступление, и на сей раз действительно уже по всей линии, он вступил в конце 1924 г., написав в Кисловодске большую статью "Уроки Октября", содержание которой, в несколько измененном виде, повторено в его автобиографии Моя Жизнь. Так как (писал он, и с этим нужно согласиться) партийные писатели не дали ни единой работы, серьезно и критически представляющей ход и картину Октябрьской революции, он ставит своей задачей этот пробел устранить. К деятельности в то время большевистской партии он подходит без малейшего подкрашивания, и изображает ее высший слой в виде далеко не героическом. До апрельских тезисов Ленина она совсем не имела твердой революционной линии. Наверху стояли косные люди с фаталистическим пониманием марксизма, чуждые идее Октябрьской революции и на всем протяжении 1917 года оказывавшие то глухое, то открытое сопротивление революционному курсу.
 
До приезда Ленина "Правда" (редактируемая Каменевым и Сталиным) стояла на точке зрения демократически-оборонческой, а не пролетарски-революционной. На захват власти ЦК пошел только под хлыстом Ленина. Сопротивление призыву к восстанию и захвату власти для перехода к социализму у Каменева и Зиновьева, и не только у них одних, явление не случайное, а нечто, вытекающее из порочных частей их общего мировоззрения. В отличие от них, Троцкий был подготовлен к такой задаче своей доктриною перманентной революции. Тезис, что путь к социализму идет через долгий период демократии, он не считал обязательным законом, полагая, что для отставших стран этот путь идет через диктатуру пролетариата.
 
Еще в 1906 г. Троцкий утверждал, что "в стране экономически отсталой пролетариат может оказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой, и представление о какой-то автоматической зависимости пролетарской диктатуры от технических сил и средств есть предрассудок упрощенного до крайности экономического материализма". Таким образом, к Октябрьской революции Троцкий был подготовлен как идейно, так и психологически, а этого не было у большинства членов ЦК и менее всего у Каменева и Зиновьева. Им всем предстояло идейно "перевооружиться" и устранить косные части своего мировоззрения и только в таком виде получить возможность следовать за Лениным. Самая картина Октябрьской революции изображается Троцким весьма несхожей с обычным ее представлением.
 
Революционному военному комитету Петроградских рабочих депутатов, во главе которых он стоял, его схема придает крупнейшую роль. Когда на требование правительства Керенского вывести две трети войска гарнизона на фронт Петроградский Совет и гарнизон, под влиянием агитации Троцкого, ответили отказом, а это было 10 октября, то, утверждает Троцкий, исход восстания 25 октября был уже на три четверти предопределен. Оставалось лишь приурочить захват власти к моменту всероссийского съезда рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Троцкий, между прочим, указывает, что Ленин, находившийся в подполье и плохо информируемый, в письме в начале октября к московскому и Петроградскому Советам считал, что лучше и легче всего произвести захват власти в Москве, тогда как, наоборот, "мирное восстание 10 октября местного гарнизона сделало очень легким захват власти именно в Петрограде, а не Москве, в которой большевикам пришлось вести долгие и кровавые бои".
 
Таково, если его полностью расшифровать, содержание статьи Троцкого "Уроки Октября". Провозгласив, что "партия всегда права и правым можно быть только с партией", Троцкий в указанной статье этот тезис полностью опрокинул: только идя против партии, борясь с ее консерватизмом, отсутствием политического чутья, можно было в 1917 г. взять подлинно революционную линию и осуществить великую Октябрьскую революцию. Статья ясно говорила: нынешнее руководство партии не имеет права считать себя активными деятелями Октябрьской революции и потому не имеет права судить его - Троцкого. "Уроки Октября" бросили в неистовое озлобление всех тех, кого открыто или намеками Троцкий задел.
 
Немедленно полились речи, доклады об очередной гнусности Троцкого, появилось топтание троцкизма в сборнике статей Каменева, Зиновьева, Сталина, Квиринга, Сокольникова, редакции "Правды". Чтобы показать, что Троцкий не ленинец, а упорный и давнишний враг Ленина, опубликовали письмо, посланное им Чхеидзе в довоенное время. К адресату оно не попало, было перехвачено охранкой и из ее архива вытащено на свет Сталиным и Ко. "Все здание ленинизма, - писал в 1913 г. Троцкий, - в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения. Каким-то бессмысленным навождением кажется дрянная склока, которую разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском рабочем движении".

Конечно, такое письмо произвело большое впечатление, подкашивая Троцкого
 
Тем не менее, его доводы против эпигонов не теряли силы. Сталин, делая вид, что критика Троцкого к нему не относится, брал под свою защиту Зиновьева и Каменева. Если бы, говорил он на пленуме ВЦСПС 19 ноября 1924 г., эти товарищи, не соглашаясь с Лениным и его призывом к восстанию, представляли, как доказывает Троцкий, самое правое крыло в нашей партии, почти социал-демократическое, нельзя было бы обойтись без раскола. "Раскола же не было, разногласия длились всего несколько дней, потому что мы имели в лице Каменева и Зиновьева ленинцев-большевиков". По настоянию Зиновьева ленинградский губернский комитет за опубликование Троцким "Уроков Октября" потребовал немедленного изгнания его из партии. Когда ЦК на это не пошел, Зиновьев и Каменев потребовали немедленного исключения Троцкого из Политбюро.
 
Сталин, передавая об этом на XIV съезде, напоминал, что "мы не согласились с тов. Зиновьевым и Каменевым потому, что политика отсечения чревата большими опасностями для партии. Метод отсечения, метод пускания крови, а они требовали крови - опасен, заразителен. Сегодня одного отсечем, завтра другого, послезавтра третьего, - что же у нас останется от партии"42.

Совершенно устранить с политического горизонта ненавистного Троцкого было затаенной целью Сталина, но, внешне украшаясь великодушием и объективностью, он охотно предоставил Каменеву и Зиновьеву произвести необходимые предварительные операции для низвержения Троцкого. Так называемая "дискуссия" об "Уроках Октября", в сущности, никакой дискуссией не была. В ней участвовала одна сторона: снова больной Троцкий никому не возражал, и пленум ЦК, заседавший 17-20 января 1925 г. лишь подвел итог, что говорилось и писалось против "Уроков Октября". Пленум констатировал, что Троцкий, вступив в партию, постоянно с ней не соглашался, но на этот раз его "Уроки Октября" обнаружили всеобъемлющие разногласия между ним и большевистской партией: он пошел уже в прямой поход против основ большевистского мировоззрения". Троцкий клевещет на партию, доказывая, что ей пришлось "идейно перевооружиться, перерасти в "троцкизм", чтобы вступить в Октябрьскую революцию. Картина самой революции изображена им совершенно ложно, в ней исчезает роль партии и выделяется на первый план роль личности - самого Троцкого. Взаимоотношения Ленина и ЦК он искажает, а роль Ленина в революции рисует крайне двусмысленно, будто тот проповедовал взятие власти заговорщическим путем".
 
Пленум ЦК постановил: Сделать Троцкому предупреждение в том смысле, что принадлежность к большевистской партии требует "полного безоговорочного отказа от какой бы то ни было борьбы против идей ленинизма". Ввиду обнаружившихся взглядов Троцкого признать "невозможной дальнейшую работу Троцкого в Реввоенсовете", тем более, что сам Троцкий с своем заявлении от 15 января тоже признает, что "интересы дела требуют скорейшего освобождения его от обязанностей председателя Реввоенсовета". Отложить вопрос о дальнейшей работе Троцкого в ЦК, но "принять к сведению" выраженную им в заявлении готовность выполнять под контролем партии ту работу, которая ему будет поручена.

В статьях и речах на Пленуме самыми ожесточенными, озлобленными противниками Троцкого были Каменев и Зиновьев. Ими было пущено в ход все, что может ранить больнее Троцкого. Их нападки на него продолжались и в апреле 1925 г. на XIV конференции партии. Что же произошло, из-за чего пять месяцев спустя Каменев и Зиновьев стали приближаться к ряду идей Троцкого, в 1926 г. вместе с ним и троцкистской оппозицией составили "объединенную оппозицию", а в 1927 г. с помощью Бухарина, Рыкова и Томского были выброшены из все более сталинизирующейся партии? Ко всем перипетиям этой истории мы сейчас и перейдем.

Оглавление

 
www.pseudology.org