А л е к с а н д р   Ю р ь е в   

Одесситы издавна имели обыкновение возводить в ранг «короля», другими словами, городской знаменитости, самых разных своих, но достойных сей почести сограждан: искусного портного, находчивого нищего, вездесущего репортера, колоритного сумасшедшего, удачливого налетчика, бесстрашного авиатора, романтичного поэта, отчаянного кутилу, щедрого мецената, хозяина фешенебельных бань или содержателя достославного публичного дома.

Но короля, как известно, играет свита, и если извозчик слышал вполголоса брошенное ему «к Йоське», то, не выспрашивая адреса, прямым ходом доставлял седока к отмеченному красным фонарем заведению, где, случалось, отец сталкивался с сыном, хозяин с приказчиком, преподаватель с гимназистом…

Истоки этого давнишнего промысла «всех времен и народов» теряются в подернутых дымкой легенды «дерибасовских» годах Одессы, когда тысячи здоровых молодых мужчин — солдаты, черноморские казаки, крепостные, сбежавшиеся сюда чуть ли ни со всей страны, возводили богатый, веселый город.

И еще в 1823 году А.С. Пушкин с эпической обстоятельностью отписал своему не соблазняющемуся противоположным полом приятелю Ф.Ф. Вигелю, как «недавно выдался нам молодой денек — я был президентом попойки — все перепились и потом поехали по…» Публикаторы письма деликатно заменяют последнее слово многоточием, но кто всерьез может подумать, что взбодренные выпивкой молодые повесы поехали по салонам сиятельной графини Элиз Воронцовой, прелестной Амалии Ризнич или демонической красавицы Каролины Собаньской.

В конце же ХIХ века бордели, что называется, дверь к двери располагались на Кривой, которую называли «улицей красных фонарей», а когда в 1902 году ее переименовали в Провиантскую, то, по воле городских властей, их «перевесили» на Молдаванку. Там, в начале Запорожской улицы, и располагался публичный дом «венценосного» Йоси, фамилию которого не привожу исключительно по причине того, что в Одессе вполне могут жить его потомки, во всяком случае, еще в конце 1960-х годов я имел удачу и интерес знавать его сына, которого все не решался порасспросить о деятельности папаши. А напротив Йоси, на Запорожской, 7, держала заведение коллега Марья Ивановна, никоим образом не конкурируя с ним, поскольку у каждого была своя клиентура. Другое дело, что клиент клиенту рознь.

Однажды какой-то купец даже затеял судебный процесс, обвинив Марью Ивановну в том, что от Матары, она же Елизавета Измайлова, Верочки, Хаи Квас или кого другой из ее «персонала» его сын поимел дурную болезнь. Мадам исправно явилась тогда к мировому судье и, жеманно кутаясь в роскошное боа, тоном оскорбленной невинности изрекла облетевшую потом всю Одессу фразу: «Нехай наследник этого мусью не таскается по шлюхам», — дескать, ничего подобного, постыдного и печального в ее заведении просто не могло произойти — слава Богу, не притон какой-нибудь.

В отличие от разрешенных, отчасти контролируемых полицией да врачебной управой борделей, притоны пребывали «на нелегальном положении», а посему на страх, риск и оборотистость их содержателей располагались не только на Молдаванке, но и в других частях города. Так, на Мещанской, 22, был притон П. Друккер, который имел «филиал» на Разумовской, 6, и «крышу» в полиции, поелику две дочери мадам оказывали кое-кому из блюстителей порядка услуги по профилю мамашиного заведения.

В Щепном переулке, 19, держала притон Яновская, на улице Петра Великого, 21, нынешней Дворянской, — мадам Парадиа. Впоследствии этот притон отошел к Хане Айзенберг, а в ноябре 1917 года, когда уже начиналось, как говорят в Одессе, «то время», с ним случилось совершенно курьезное, отдающее преемственностью, происшествие: его помещение захватили под свою штаб-квартиру анархисты, наиболее ретивые из которых ратовали за безусловный и незамедлительный «вселенский бардак»…

Тайные притоны купно с борделями, численность которых даже в «лучшие» годы не превышала полутора десятков, не в состоянии были полностью удовлетворить спрос на платные любовные утехи в таком крупном портовом городе, каковым уже тогда была Одесса.

И, подобно тому, как для оживления всяческой торговли товары при посредстве будок, киосков или лотков стараются приблизить к покупателю, вечерами в центре города появлялись, как называл их Пушкин, нестрогие девы. В одиночку, парочками, табунками, стайками они фланировали по улицам, кучковались вблизи кофеен, ресторанов, трактиров, а заполучив клиентов, вели их в «ангажированную» для таких надобностей второразрядную, без претензий, гостиницу, которая почему-то всегда оказывалась неподалеку.

В одном только доме №4 по Красному переулку соседствовали трактир Потириади, ресторан Шомпала, гостиницы «Великобритания» да «Лионская». И многие содержатели таких повременных «приютов любви» столь неплохо зарабатывали на этом деле, что бывали случаи, когда за весь год в гостинице не останавливался ни один приезжий.

Правда, время от времени «для порядку» или в ответ на возмущенное письмо какого-нибудь вышедшего в мужской тираж блюстителя морали появлялся приказ полицмейстера типа «мною замечено, что по Соборной площади, а также на Екатерининской, Дерибасовской и другим улицам с прилегающими переулками с наступлением сумерек и до самой поздней ночи сплошь и рядом целыми толпами ходят проститутки, позволяя себе нагло приставать и затрагивать мужчин». За приказом незамедлительно следовала облава, после чего девицы…возвращались на порочные круги своя.

А на самой низшей ступени их иерархической лестницы стояли, вернее, лежали известные лишь в пределах лишь какой-нибудь одной улицы «надомницы», о которых тамошние остряки говорили, что «Манька с Картамышевской со своей подстилкой берет пятьдесят копеек, но, если поторговаться, то сорок»…

Вся эта «индустрия любви» была явлением в колоритной истории Одессы, в подтверждение чего осталась в повести С. Юшкевича «Улица», по которой в 1916 году даже сняли «сенсационную драму в 3-х частях», рассказе И. Бабеля, поэме Э. Багрицкого и других произведениях издавна процветающей и почитаемой в нашем городе изящной словесности.

Не остался в стороне от пикантной темы и городской фольклор вроде анекдотичной байки о том, как на заседании правления какого-то акционерного общества присутствующие вели себя столь шумно, что председатель в сердцах грохнул кулаком по столу: «Пусть уже, наконец, будет «ша» и не делайте мне здесь бардак!»

В ответ раздалось торжествующее: «О!!», председатель недоуменно и подозрительно вопросил «что вы имеете в виду?» и услышал умиротворенное «я таки вспомнил, где забыл галоши». Если же спроецировать сей анекдот на наше нынешнее время, то справедливости ради нужно отметить, что теперь никто уже не ходит в…галошах.