У кошки девять жизней.
Остальные она не помнит,
или не хочет вспоминать…
Раз первый
Мы вместе учимся на курсах английского языка, сидим за одной партой и
любим друг друга. Он провожает меня до дома. Два раза в неделю. Мы
болтаем о литературе и искусстве. Держимся за руки. Иногда он любит
положить руку мне на талию. Говорит, что его руке там очень удобно – как
на мягкой полочке… Мама называет это «крутые бёдра».
В остальное время он учится в университете имени Баумана на пятом курсе.
Отличник.
Он такой большой… И, конечно, красивый.
- Ты выйдешь за меня замуж? – спрашивает он однажды.
- Конечно, - радуюсь я искренне. Ха! Никого из девчонок
замуж ещё не
звали, а меня уже! Ха!
- Через четыре года, - спохватываюсь я, - только через четыре года.
- Нет, я понимаю, что тебе надо закончить институт, - говорит он, - я
тебе помогу и с детишками пока подождём.
- Подождём, - соглашаюсь я. Но это будет… - я призадумалась и стала
загибать пальцы, - два плюс пять - через семь лет.
- Не понял, почему через семь?
- Ну, как это? Сначала я окончу школу, потом институт…
- Какую школу, - смеётся он, - школу милиции?
- Почему милиции, - удивляюсь я.
Он отстраняется, снимает руку с моей талии, смотрит в глаза…
- Сколько тебе лет?!! - вдруг кричит он.
- Четырнадцать…
- Ты что с ума сошла?
- Нет…, а что?
- Тебе – четырнадцать, ты уверена, или это шутки такие?
- Я…, я…, я уверена, - говорю я и отхожу чуть дальше, потому что он так
странно смотрит…
Больше я никогда его не видела. Володю Козлова – выпускника МВТУ им. Баумана. Он так и не вернул мне «Петра первого» Алексея Толстого.
Поэтому я и не могу до сих пор о нём позабыть.
Раз второй
Мне восемнадцать… Он – сосед по комнате моего сокурсника и учится в
университете имени Баумана на пятом курсе. Зовут его Володей. Фамилия
другая.
Однажды мы вместе с друзьями пошли в кино, и я уснула на его плече.
Вернее, на груди, потому что плечо было очень высоко. Я ни разу не
всхрапнула, и он меня полюбил. Нет, ещё за то, как вкусно пахла моя
голова, и как волосы приятно щекотали ему подбородок, когда он склонялся
вниз.
Мы гуляли и держались за руки – знакомое состояние – думалось мне.
Однажды мы поехали на дачу и часа два целовались, лёжа на диванчике,
пока бедный Игорёк - Володин приятель, увязавшийся с нами - в
одиночестве маялся на веранде. Только целовались! В самом конце он вдруг
положил мне руку на живот и сказал, что там скоро будет наш сын. «Откуда
он там возьмётся?» - удивилась я, но возражать не стала.
Потом мы с подружкой уехали на юг, и я каждый день писала своему милому
по письму. Он не ответил мне ни разу. Оказалось – проверял…
Мы вернулась, и он сразу предложил выходить за него замуж, потому что он
понял – это настоящая любовь. А я не поняла…
Больше я никогда его не видела. Он так и не вернул мне задачник Сканави,
которым я очень дорожила. Поэтому я и о нём тоже не могу никак позабыть.
Раз третий
Мне девятнадцать. Он – сосед по парте, обладатель шикарных кожаных
штанов, брата в дальнем зарубежье, пачки журналов «Playboy», чертовского
обаяния и обольстительной улыбки. Удовольствие посмотреть, как он
снимает свои штаны, полюбоваться на то, что находиться под ними и как
оно действует, было доступно чуть не всему нашему женскому коллективу,
но замуж он позвал именно меня. Наверное, потому что, посмотрев, я
категорически отказалась от продолжения. Он думал, что вследствие
цинизма и нигилизма, а на самом деле – со страха.
Он удивился… и мы полюбили друг друга, как братья. Потом он предложил
мне дружить, как сёстры, потом просто дружить, а потом однажды мы так
яростно поспорили о Бердяеве, что вдруг занялись сексом. Оргазм настиг
его именно в тот момент, когда он признал, что Бердяев – это, если и не
светоч, то…о…о…а…а…ы…
Потом мы ещё дискутировали о Платоне, Аристотеле, других мудрецах, и
всякий раз с пользой и для ума, и для тела.
Каждый раз он делал мне предложение, но мы тут же начинали спорить о
семье, как о ячейке общества, или о детях, как о продолжении своего «я»,
или о совокупной психологии (так он называл общую психологию пары),
плавно переходили к Фрейду и… снова занимались сексом.
Встречи становились всё занимательнее, я уже серьёзно увлеклась
философией и психологией, но тут мы неожиданно поругались из-за Диогена
и его бочки, так и не успев пожениться. Он занялся гуманитарными науками
с кем-то другим, а я вернулась в Математику.
С тех самых пор меня очень возбуждают философские беседы.
О нём я никогда не вспоминаю. Потому что никогда и не забывала. Дружим
до сих пор. Домами...
Раз четвёртый
Мне двадцать. Он – начальник учебной лаборатории нашего института.
Преподаёт что-то там, не помню, что именно, и ставит мне пятёрки. Он
провожает меня до дома. Мы держимся за руки и беседуем о светлом и
вечном.
Он как-то очень сильно любит сына и побаивается жену, с которой два года
как разведён. Раздражает и то, и другое.
Он зовёт меня в гости, я не иду, он снова зовёт, я опять не иду, он не
отстаёт и я, наконец, соглашаюсь.
Мы сидим на огромной кровати, и он говорит, что хотел бы, чтобы я именно
на этой кровати родила ему сына. Я сомневаюсь. Он настаивает. Я
продолжаю сомневаться, а он настаивать. Ну, и ладно! – решаю я, устало,
и он меня раздевает. Чтобы немедленно сделать сына, пока я не раздумала.
Он очень нежный и долго-долго гладит мне разные места – всякие там
бугорки и впадинки, вишенки-сосочки. Так долго, что я уже готова
совершенно на всё, но тут зазвонил телефон, и он ушёл объяснять бывшей
жене, как делать компресс для больного уха сына. Когда он вернулся,
оказалось, что всё надо начинать заново, потому что я замёрзла, залезла
под одеяло и сладко сплю. Он начал заново, и я проснулась, и сомлела под
его руками.
Млела, млела, млела, но тут снова зазвонил телефон, и я опять заснула…,
потому что ему необходимо было убедить жену в том, что завтра надо
вызвать сыну врача.
Когда я уснула в третий раз, он как раз беседовал с сыном, убеждая его в
том, что не все врачи такие сволочи, как в прошлый раз и всё будет
хорошо.
Часа в два ночи, он спешно влез, быстро поёрзал, удовлетворённо
поцеловал, попросил прощения, сказал, что в следующий раз уж он, уж
себя, уж точно покажет в полную силу, но завтра ведь на работу, и уснул.
А я почему-то не смогла… До утра он сладко спал, то и дело проверяя мою
сохранность, сжимая левую грудь своей правой рукой. Утром он ещё немного
на мне поёрзал, так и не дав мне выспаться, и ушёл в ванную, весело
напевая
Милая моя, солнышко лесное.
До конца семестра он безнадёжно ставил мне пятёрки и звал замуж.
Больше я его никогда не видела, но поскольку он ничего ценного у меня не
взял, то и вспоминаю о нём гораздо реже, чем о других. И всегда с
улыбкой.
Раз пятый
Мне двадцать один. Он – мамин протеже. Доктор физ-мат наук. Гений,
умница и всё прочее. Вне всяких сомнений – будущий нобелевский лауреат.
Семья затаила дыхание в надежде сбагрить меня со своих рук в его –
хорошие. Его звали просто Зигмунд…
Мы встретились, я посмотрела, вздрогнула, но сдержалась. Он пригласил
меня в кино и всё глядел с восторгом. У него дрожали руки, он всё время
облизывался и изо всех старался не слишком часто пялиться на мою грудь.
В зале, как только погас свет, он положил мне руку на коленку и принялся
жарко дышать в ухо. Нам с ухом было неприятно, а коленке - безразлично.
Потом он приблизился и прикусил мне мочку уха. Я дёрнулась, он не
отпустил, я стукнула его по руке, он лизнул мою щёку, я зашипела что-то
гневное, он хихикнул и сказал, что я – горячая штучка.
Я – девушка очень, просто очень культурная, поэтому не стала бить его по
лицу, тем более что обещала маме не рубить с плеча…
Потом он спросил, куда бы я хотела пойти. Я сказала честно – в тир! Я
только не стала ему говорить о том, что если уж мне и хотелось кого-то в
тот момент пристрелить, то уж точно не железного зайчика!
Мы поехали в Парк имени Горького - в мой любимый тир и дядя Сеня, увидев
меня и мое разозлённое лицо, принялся скоренько складировать призы под
стойку. Чтоб я не унесла всё. Я долго выбирала винтовку, пристреляла её,
собрала толпу почитателей, матюкнула мужичка, не вовремя попавшего под
правый локоть, выбила всё, на что хватило денег из расчёта пять копеек
выстрел, и предложила пострелять Зигмунду. Тот стоял бледный и смотрел
странно. Кажется, он уже не считал меня горячей штучкой. Потом он
сказал, что не любит никакое оружие, и меня дёрнуло от возмущения.
- Это твой? - с большим сомнением в голосе спросил дядя Сеня, и толпа
смолкла, вслушиваясь.
- Не-а, - сказала я, - он не мой, он со мной.
Толпа облегчённо выдохнула. Ещё бы, представить себе, что этот бледный
лох может быть кавалером одного из лучших стрелков Парка…
По меньшей мере – оскорбительно!
Замуж он меня так и не позвал, но жаловался потом маминой подруге на моё
какое-то подозрительно не женское воспитание.
Вспоминать о нём смешно…
Раз шестой
Мне двадцать три. Мы приехали на практику. Белоруссия. Гродненская область.
Город Лида
Я увидела его в лифте и влюбилась. А как иначе?!! Ведь это был самый
красивый, самый сильный мужчина… И он стоял так рядом, что я даже
чувствовала его запах. И, когда вновь вошедший мужичок толкнул меня, я
отлетела и прикоснулась руками к такой мощной, крепкой, выпуклой груди,
что дыханье сбилось, а сердце немедленно переместилось в горло и
застучало так, что, кажется, этот стук услышали все!
У него были длинные, почти до плеч светлые, волнистые волосы; огромные,
с хитринкой, синие, как небо, глаза; большой рот; тонкий с чуть заметной
горбинкой нос; плечи – широченные, закрывающие собой всё вокруг; руки –
круглые, неохватные, в змейках вен; торс – гладкий, безволосый, весь в
плитках мускулов; мощные ноги.
Вылитый русский богатырь из сказки. Он был капитаном сборной по тяжёлой
атлетике большой республики. Он был тяжем, то есть, весил около ста
десяти килограмм. И все эти килограммы были потрясающе мужественны и
красивы…
Он увидел мой восторг и, конечно, воспользовался им в полной мере. делал
он это почти три месяца, и все это время я была абсолютно счастлива.
Зная, что никогда не стану его женой, зная, что скоро, совсем скоро это
счастье кончится…
Мне было все равно! Никогда – ни до, ни после - я не чувствовала себя
так по-королевски! Просто оттого, что рядом со мной был настоящий
король, и этот король из всех выбрал именно меня. Пусть только на три
месяца…
Он был женат, у него подрастал сын, он сказал мне об этом сразу. Мне не
на что обижаться.
Я так и не смогла забыть о нём. Как только не пыталась…
Раз седьмой
Мне двадцать пять. Пора бы уж и замуж… И детей хочется… Очень-очень…
Он – сын папиного друга. Мы гуляем, взявшись за руки. Сидим на лавочках
и рассказываем друг другу анекдоты. Иногда мы целуемся. Когда он не
боится, что это кто-то увидит. Его нервирует и бесит, что кто-то может
себе позволить иакое! прилюдно. Я не понимаю.
Он не любит детей. Только своих! Которые когда-нибудь у нас будут. Я не
понимаю.
Он хочет уехать в Израиль. Как это? А друзья? А родители? А могилы? А
все мои любимые места и местечки? Подумаешь! – говорит он равнодушно, и
я снова не понимаю…
Он женился через год на той, которая понимала. Наверное, я просто
дурочка…
Но думать и вспоминать об этом лишний раз неохота.
Раз восьмой
Мне двадцать семь. Я всё ещё зачем-то хочу замуж. И ещё больше, чем
раньше, детей.
Он – мой старинный друг и мы отлично понимаем друг друга. Нам хорошо в
постели. Даже очень хорошо. Мы ходим в театры и музеи. С ним я впервые
посетила концерт симфонической музыки и удивительное дело – не уснула и
не умерла от скуки. Он читает мне вслух Карамзина и Ахматову. А я ему -
мои любимые сказки и роняю слёзы, видя умиление и обожание в его глазах.
Меня любит его мама. И папа. И бабушка. Он приводит меня к себе домой, у
них на глазах снимает с моих уставших ног туфли и принимается гладить и
разминать пальчики… Один за другим, один за другим… Его мама видит на
моей пятке маленькую мозоль, ахает и несётся готовить какую-то целебную
припарку.
Он звонит мне по десять раз в день. Сходит с ума, когда я вдруг
подхватываю насморк, достаёт дефицитные лекарства. Он сидит рядом со
мной, кормит с ложечки бульоном и рассказывает, как мы будем любить
наших детей. Но сначала мы их родим. Вместе. Потому что он всегда будет
рядом и мне никогда не будет одиноко.
Я уже не могу без него жить. Без него и без будущего, о котором он так
замечательно рассказывает…
- Прости, любимая, - говорит он однажды, - слишком сладкая конфета
быстро надоедает…
Он сказал эти странные слова и ушёл навсегда. Он убил меня. Растоптал.
Разорвал душу. Уничтожил мечты.
Я вспоминаю о нём с ненавистью.
Раз девятый
Мне двадцать девять. Ему тридцать два. Он ничего себе – вполне хорош
собой, только ростом маловат.
Он скован в постели и частенько приходится брать дело в свои руки.
Удивляет, неужели нельзя уж, наконец, запомнить, что и как надо делать?
Успокаивает, что всему своё время…
Мы часто встречаемся. У нас культурная программа. Скучная, но лучше же,
чем дома сидеть.
Уговорила сходить в кино. В фойе он неожиданно предложил сыграть
свадьбу. Дала согласие. Посмотрели кино. Весь сеанс он ласково перебирал
мои пальчики и шептал, какие они маленькие и пухленькие. Приятно, чёрт
побери!
Обратно ехали в трамвае. Две остановки. У него проездной и ни копейки
мелочи. Мне так хорошо и весело, что хочется со всеми поделиться
радостью. И уж точно не хочется омрачать этот день безбилетным проездом…
Нахожу в кармане пять копеек, иду к водителю, прошу талончик…
Неожиданно он выхватывает у меня пятак, размахивается и со словами:
«Один талончик не продаю!» кидает его мне в лицо. Метко. Прямо в лоб. Я
вскрикиваю и, отшатнувшись, чуть не падаю. Народ вокруг возмущается,
какой-то парень кричит, что сейчас набьет этому уроду морду…
Мой жених
хватает меня за руку и выволакивает из вагона.
Он не хочет больше на мне жениться! Он терпеть не может общественных
скандалов и базарных склочниц! Чего попёрлась?!! Подумаешь, две
остановки без билета она не могла проехать!!! И вообще! Нафиг ему такая
жена – всё учит и учит, и учит и учит!
Да ни одна фря не давала ему
раньше советов в постели! Что он – мальчик?!! Надоело!!!
* * *
Мне тоже… Не пойду замуж! Чего я там не видела?!!
Источник
Секс
www.pseudology.org
|