На эту тему написаны десятки, если не сотни книг. Во всех этих книгах
неизменно ставился один и тот же вопрос: почему Сталин пошел на столь
чудовищный террор не только против народа, но даже и против собственной
партии, когда ни в народе, ни в партии уже не было даже намека на
какую-либо
организованную оппозицию против режима? "Революция пожирает своих
детей",
"великий эксперимент требует великих жертв",- отвечали одни. "Сталин -
сумасброд, деспот и садист",- отвечали другие. Теперь дан и третий ответ
Хрущевым в его "закрытом докладе" на XX съезде КПСС:
"Сталин смотрел на все это с точки зрения интересов рабочего класса,
интересов трудящегося народа, интересов победы социализма и коммунизма.
Мы
не можем сказать, что его поступки были поступками безумного деспота. Он
считал, что так нужно поступать в интересах партии, трудящихся масс,
во
имя защиты революционных завоеваний. В этом-то и заключается трагедия!"
Первые ответы ищут закономерности в исторических аналогиях или в личных
качествах человека
Последний ответ ищет алиби для соучастников
сталинских
злодеяний, хотя и правильно подчеркивает, что Сталин далеко не был
"безумным
деспотом". Однако Сталин не был
и политическим актером - там же. 139 Н.С. Хрущев. "Доклад на закрытом заседании XX съезда
КПСС", стр. 59, - который повторял на русской сцене давно заученные роли из
старых трагедий - деспотов, тиранов или даже термидорианцев - лишь бы
все
шло "согласно истории".
Да, он апеллировал и к истории, но чтобы брать
из
нее то, чего не было, но должно было быть для успеха дела. Апеллировал
не
столько к успехам исторических фигур своего характера (если вообще были
таковые), сколько к урокам их конечных падений, чтобы избежать самому
этой
судьбы. По этой части, конечно, мы не найдем никаких прямых указаний ни
в
"Сочинениях" Сталина, ни в "разоблачениях" Хрущева. То было некое устное
"руководство, как захватить, удержать и расширить личную Власть", куда
Сталин не разрешил бы заглянуть не только нам, но и своим близким
ученикам.
Но странное дело: одну из страниц этого неписанного "руководства"
Сталин все-таки огласил как раз людям, которые находились вне политики -
советским художникам.
Я придаю этой одной странице больше значения, чем
всем
книгам и речам Сталина, чем всем книгам и речам о Сталине, если мы хотим
понять внутренние мотивы и найти психологический ключ к террористической
практике Сталина в тридцатых годах. Речь идет о беседе Сталина 24
февраля
1947 года с народным артистом СССР Н.К.
Черкасовым и известным
кинорежиссером С.М. Эйзенштейном. Беседа эта изложена в книге
Н.К.
Черкасова "Записки актера".
Прежде всего - о подлинности самой беседы
Критикуя Сталина
за "не марксистский" характер его взглядов по излагаемому вопросу, один
из видных старых советских историков профессор С.М. Дубровский
констатирует: "Книга "Записки актера" Н.К. Черкасова была
подготовлена к изданию при жизни И.В. Сталина. Никаких возражений ни со стороны последнего (!), ни
со
стороны лиц, присутствовавших на указанной беседе, не последовало.
Очевидно,
изложение беседы считалось правильным".
К чему же сводилось содержание беседы?
Н.К. Черкасов свидетельствует:
"Говоря о государственной деятельности Ивана Грозного, т. Сталин
заметил, что Иван IV (Грозный) был великим и мудрым правителем, который
ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился
объединить 140 "Вопросы истории", 1956, No 8, стр. 128. 141
Н.К.
Черкасов. Записки актера. Москва, 1953, стр. 380-382. Россию. В
частности, говоря о прогрессивной деятельности
Грозного, т. И.В. Сталин подчеркнул, что
Иван IV впервые в России ввел монополию
внешней
торговли, добавив, что после него это сделал только Ленин.
И.В. Сталин
также отметил прогрессивную роль опричнины, сказав, что руководитель
опричнины Малюта
Скуратов был крупным русским военачальником...
Коснувшись ошибок Ивана Грозного, И.В. Сталин отметил, что одни из его
ошибок состояли в том, что он не сумел ликвидировать пять оставшихся
крупных
феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами, если бы он
это
сделал, то на Руси не было бы
Смутного времени, и затем Сталин с юмором
добавил: "тут Ивану помешал Бог": Грозный ликвидирует одно семейство
феодалов, один боярский род, а потом целый год кается и замаливает
"грех",
тогда как ему нужно было действовать еще решительнее" (весь курсив в
цитате
мой.- А.А.).
Таким образом, ошибки "прогрессивного Грозного" и его политической
полиции - "опричнины" - Сталин видел в недостаточной жестокости, как
результат недостаточной решительности. Если бы не эта "мягкость" Ивана
Грозного, то в начале XVII века в России не было бы польско-шведской
интервенции и "крестьянской революции"!
Никакие философские
мудрствования,
никакие исторические экскурсы, никакая субъективная "трагедия" Сталина,
а
вот эти откровенные его слова о "грехах" нерешительного Ивана Грозного и
объясняют нам, на мой взгляд, всю психологию и практику Сталина на путях
к
его личной диктатуре.
"Великая чистка" и была завершающим этапом по физическому уничтожению
не только бывших, но и возможных в будущем партийных "феодалов и бояр".
Тут
уже Сталин, конечно, не повторил "ошибок Грозного". Будущим тиранам
придется
учиться не на "ошибках" Сталина, а на его успехах, но едва ли удастся
кому-нибудь и когда-нибудь превзойти эти успехи...
Сама
Великая чистка прошла через три этапа, соответственно тому, кто
был помощником Сталина по НКВД:
Чистка Ягоды - 1934-1936 годов.
Чистка Ежова- 1936-1938 годов.
Чистка Берия - 1938-1939 годов.
В организации "Великой чистки" роль Наркома внутренних
дел СССР Генриха
Ягоды ничуть не уступает роли его преемника Николая Ежова, а в
определенном
смысле даже превосходит ее. Ежов только продолжал, продолжал
грубо и топорно, ту акцию, которую весьма тонко, глубоко
законспирированно и столь же вероломно подготовил и начал Ягода по
поручению
Сталина. На процессе так называемого "правотроцкистского блока" в марте
1938
года Ягода признавался, что он подготовил и провел убийство члена
Политбюро,
секретаря ЦК и Ленинградского обкома партии Сергея Кирова, отравил
членов
правительства Валериана Куйбышева, Вячеслава Менжинского (бывшего шефа
самого Ягоды), писателя Максима Горького и его сына Максима Пешкова. В то
время к признаниям Ягоды отнеслись с таким же недоверием, как и ко всем
другим показаниям московских процессов.
Недоверие это объяснялось
общеизвестными причинами:
во-первых, никто не верил, чтобы старые
революционеры - Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и другие под
конец своей жизни превратились в обыкновенных уголовных убийц, наемных
шпионов и профессиональных отравителей;
во-вторых, все обвинения были
основаны на личных показаниях подсудимых, достаточно фантастических,
чтобы
не верить в их правдоподобность;
в-третьих, никаких объективных улик и
доказательств представлено на суде не было, если доказательством не
считать
того, что прокурор Вышинский называл на суде "объективной логикой".
Однако сейчас, в свете доклада Хрущева на XX съезде, мы приходим к
выводу, правильность которого поколебать уже невозможно: Ягода говорил
абсолютную Правду по поводу убийства Кирова и отравления других, но
говорил
неправду по поводу организаторов самих убийств. Организаторы убийств
сидели
не на скамье подсудимых, а в Политбюро ЦК партии - Сталин, Молотов,
Каганович и Ворошилов. На скамье подсудимых сидел лишь один
организатор-исполнитель - бывший шеф НКВД Г. Ягода.
Уже Л. Троцкий обратил внимание на это (в книге "Сталин"). Еще до
разоблачений Сталина Александр
Орлов, бывший Генерал НКВД, привел нам в
книге "Тайные преступления Сталина" веские доказательства того, что
Киров
был убит по заданию Сталина. То и другое косвенно подтвердил Н. Хрущев в
названном докладе.
Вот слова Хрущева:
"Необходимо заявить, что обстоятельства убийства Кирова до сегодняшнего
дня содержат в себе много непонятного и таинственного и требуют самого
тщательного расследования, - Н.С. Хрущев. "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр.
19.
Есть причины подозревать, что убийце Кирова - Николаеву
- помогал кто-то из людей, в обязанности которых входила охрана личности
Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован из-за его
подозрительного поведения, но был выпущен и даже не обыскан. Необычайно
подозрительно и то обстоятельство, что когда чекиста, входившего в
состав
личной охраны Кирова, везли на допрос 2 декабря 1934 года, то он погиб
во
время автомобильной "катастрофы", во время которой не пострадал ни один
из
других пассажиров машины. После убийства Кирова руководящим работникам
ленинградского НКВД были вынесены очень легкие приговоры, но в 1937 году
их
расстреляли. Можно предполагать, что они были расстреляны для того,
чтобы
скрыть следы истинных организаторов убийства Кирова (курсив мой.-
А.А.).
(Движение в зале)".
Хрущев, конечно, говорил только об одном "истинном организаторе
убийства Кирова" - о Сталине,- прямо не называя его имени и не сообщив
всего
того, что он лично знает по этому поводу. Будет ли, однако, произведено
расследование этого дела, как предлагал Хрущев? После того, что тот же
Хрущев заявил в новогодней речи 1 января 1957 года в присутствии
дипломатического корпуса в Москве о великих заслугах "стойкого
марксиста-ленинца" Сталина, в этом можно сомневаться, по крайней мере,
до
тех пор, пока соучастники Сталина - Молотов, Каганович, Ворошилов -
сидят
все еще в Президиуме ЦК КПСС.
Но уже сказанного Хрущевым, в руках
которого
находится личный архив Сталина и все еще уцелевшие свидетели сталинских
преступлений, вполне достаточно, чтобы восстановить, наконец,
историческую
Правду: Сталин убил Кирова руками шефа центрального НКВД Г. Ягоды и
шефов
ленинградского НКВД
Медведя и
Запорожца, а эти последние Сталиным "были
расстреляны, чтобы скрыть следы" собственного преступления. Почему же
Сталин
избрал своими первыми жертвами для начала "Великой чистки" Кирова,
Куйбышева, Менжинского, Горького?
Если мы вспомним положение, вес
каждого из
них в партии и стране, если учтем их личные качества и их
взаимоотношения с
будущими жертвами Сталина, то станет ясным, что выбор Сталина не был
случайным, произвольным.
В данном случае остановимся лишь на одном Кирове
Трагедия Кирова заключалась в его невероятной популярности в партии, в
исключительном личном мужестве, в доходящей до упрямства
самостоятельности в
работе. Широко были известны.
случаи, когда Киров просто игнорировал распоряжения ЦК и Совнаркома,
если ему казалось, что они идут вразрез с интересами его работы в
Ленинграде
(вопросы рабочего снабжения, карательной политики НКВД против
интеллигенции
и т. д.), что создавало ему популярность и в народной массе.
Причем
Киров до
конца жизни поддерживал старую традицию революционеров посещать большие
рабочие и крестьянские собрания и выступать на них, традицию, от которой
Сталин давно отказался (Хрущев заявил, что последний раз Сталин был
среди
народа только в 1928 году), а примеру Сталина следовали все другие члены
Политбюро, кроме Кирова...
У Кирова были и другие личные преимущества,
которые в те годы играли важную роль в карьере коммуниста: в отличие от
полуинтеллигента, воспитанника духовной семинарии и сына мелкого
грузинского
ремесленника-сапожника ("мелкого буржуа"!) Сталина-Джугашвили, русский
Киров
был сыном потомственного пролетария, сам пролетарий, вступил в партию
большевиков в восемнадцатилетнем возрасте, в 1904 году (Сталин вступил в
девятнадцатилетнем возрасте в грузинскую националистическую организацию
"Месаме-даси", из этой организации впоследствии вышли грузинские
меньшевики,
с которыми Сталин поддерживал связи до 1917 года).
В годы войны и
Февральской революции Сталин примыкал к правому крылу большевиков и
открыто
выступал вместе с Каменевым против "Апрельских тезисов" Ленина, о чем
теперь
пишут и сами большевики, а Киров с 1904 года ни разу не отходил от линии
Ленина. Как теоретик Сталин был дилетантом, как публицист -
посредственностью, а как оратор - наводил скуку. После Троцкого и
Луначарского у большевиков не было такого талантливого оратора и
публициста,
как Киров. Несмотря на свое исключительно высокое положение - второй
человек
в Москве и первый в Ленинграде - Киров не успел превратиться в то, во
что
превратились давным-давно его коллеги по Политбюро: в недосягаемых
бюрократов на вершине партийной олигархии.
Именно - в коридоре Смольного
его
убили, вероятно, выражаясь словами Хрущева, "чтобы скрыть следы истинных
организаторов убийства", а его легко могли убить на любом рабочем
собрании.
Было у Кирова и другое преимущество в глазах идейных коммунистов: так
называемую "диктатуру пролетариата" Киров понимал в буквальном смысле,
несмотря на его почти десятилетнюю сталинскую школу.
Сталин всегда считал все преимущества своих коллег своими личными
недостатками. Даже та "мания величия"
Сталина, о которой нам рассказывал Хрущев, кроме всего прочего, тоже
выросла из того же источника - из чувства собственной неполноценности,
которое так ярко сказалось в отношениях Сталина к Троцкому, Зиновьеву и
Бухарину.
Об этих качествах Кирова как человека и коммуниста Сталин счел
нужным написать в некрологе, посвященном его же жертве:
"Товарищ Киров,- писал ЦК партии
- представлял собою образец
большевика, не знавшего страха и трудностей... Его прямота, железная
стойкость, его изумительные качества вдохновенного трибуна революции
сочетались в нем с той сердечностью и мягкостью в личных, товарищеских и
дружеских отношениях, с той лучистой теплотой и с скромностью, которые
присущи настоящему ленинцу" (весь курсив в цитате мой.- А.А.).
Но как раз эти качества - незнание страха, прямота, железная стойкость
изумительно вдохновенного трибуна революции - были палкой о двух концах:
они
были хороши вчера, когда существовала думающая партия Ленина, они были
вредны сегодня, когда создавалась нерассуждающая олигархия Сталина. Даже
больше: такие качества были просто опасны не только для дела Сталина, но
и
для тех, кто ими владел. Вся последующая практика Сталина и поведение
его
"учеников и соратников" служат самыми убедительными тому
доказательствами.
Если ко всему этому присовокупить политико-историческую географию
резиденции Кирова, трагедия Кирова становится еще более ясной: он был
своенравным диктатором первой столицы революции и второй столицы
Государства
- Ленинграда.
Пролетарский Петроград (Ленинград) - это колыбель
революции, а
купеческая Москва - ее незаконная наследница
Петроградцы начинали одну
за
другой три революции, а Москва - ни одной. Вместо купеческой Москвы
появилась Москва бюрократическая, а Петроград остался самим собой -
пролетарским центром. В Москве пролетариат стал буржуазией, а в
Петрограде
даже буржуазия превратилась в пролетариат. Как бы не случилось так,
чтобы
Петроград не устроил и четвертой революции, если в Москве постараются
превратить мнимую "диктатуру пролетариата" в реальную диктатуру одного
Сталина! Конечно, Киров был самым убежденным соратником и другом Сталина
в
политической борьбе с троцкистами и зиновьевцами, но он был столь же
решительным противником их физического уничтожения, - "Правда",
2.12.1934.
Без энтузиазма боролся он и с
бухаринцами, но никогда не порывал личных отношений с Рыковым, Томским и
со
своим кумиром в теории - Бухариным. Совершенно не случайно на процессе
Бухарина, Рыкова и других следствие (Сталин) вложило в уста Ягоды
следующие
слова:
"Дело складывалось таким образом: с одной стороны, беседы Рыкова со
мною определили мои личные симпатии к программе правых. С другой
стороны, из
того, что Рыков говорил мне о правых, о том, что кроме него, Бухарина,
Томского, Угланова, на стороне правых вся московская организация,
ленинградская организация (курсив мой.- А.А.), профсоюзы, из всего
этого у
меня создалось впечатление, что правые могут победить в борьбе с ЦК".
"Вся ленинградская организация" поддерживает правых, а ведь во главе ее
стоял тот же Киров, как Угланов во главе московской организации. Заметим
тут
же, что во время "Великой чистки" ни один из личных друзей Кирова, ни
один
из его помощников, ни один из членов бюро и секретариата Ленинградского
обкома партии не был оставлен в живых - если "скрывать следы подлинных
организаторов убийства Кирова", то уж до конца! Даже их жены были
уничтожены.
Для этого Сталин создал специальный "Ленинградский центр" в
составе бывших помощников Кирова - второго секретаря обкома и члена ЦК
Чудова, членов Бюро обкома Угарова,
Смородина, Позерна, Шапошниковой
(жены
Чудова) и других.
XVII съезд партии (февраль 1934 г.) был съездам небывалого личного
триумфа Кирова. Он воздавал на этом съезде высокую дань организаторскому
таланту Сталина, назвал доклад Сталина "эпохальным документом", впервые,
в
нарушение всех традиций партии, предложил съезду не принимать
специальной
резолюции по отчетному докладу ЦК, а просто руководствоваться в работе
партии "установками отчетного доклада ЦК, сделанного Сталиным".
Все это
было
хорошо и укладывалось в рамки сталинской стратегии, но плохо было
другое:
звездой съезда все-таки был не Сталин, официальный "мудрый вождь и
верный
ученик Ленина", а Киров - "вдохновенный трибун" давно уже переродившейся
революции. Бурной, непрекращающейся овацией, на этот раз совсем не
казенной,
а "вдохновенной", по адресу Кирова, съезд как бы предупреждал Сталина:
смотри, не зарывайся, Киров стоит у трона генерального секретаря!
- А.Я. Вышинский. Судебные речи. Москва, 1948, стр. 533.
Вероятно, еще больше обескуражили вечно подозрительного
Сталина результаты выборов в руководящие органы ЦК - Киров был
единогласно
избран во все три органа ЦК: в члены Политбюро, Оргбюро и Секретариата,-
привилегия, которой до сих пор пользовался лишь один Сталин! (Чтобы
умалить
значение этого факта, Сталин ввел в эти органы и Кагановича.) Искренний
друг
Сталина, убежденный фанатик ленинизма, "потомственный пролетарий", но
своенравный политик и опасный идеалист был торжественно увенчан лаврами
"кронпринца" на престол партийного лидера.
Сталин не мог не ненавидеть
такого друга
Он не подходил к плеяде Молотовых, Кагановичей,
Ворошиловых.
Несмотря на все дифирамбы Кирова, Сталин чувствовал, что Киров - все еще
человек вчерашнего революционного дня. Даже в самом Сталине Киров
восхвалял
именно вчерашний день революции: "Сталин - верный ученик Ленина!" От
самой
хвалы Кирова отдает какой-то еле уловимой покровительственной
снисходительностью: "После Ленина мы не знаем другого человека, который
так
верно и талантливо вел бы партию по ленинскому пути, как Сталин. Это
должна
знать вся партия",- твердил Киров, но Киров ни разу не говорил того, что
Молотовы и Кагановичи утверждают уже давно: "Сталин - это Ленин
сегодня".
Киров помешался на Ленине!
Целясь в сердце партии Ленина, трудно
завербовать
в заговорщики такого фанатика. Хуже этого: можно нарваться на
сопротивление
его "железной стойкости" и "прямоты". Прежде чем приступать к
осуществлению
намеченной цели, надо его убрать. Арестовать и судить на Лубянке как
"врага
народа"? Но этому не поверят не только партия, но даже НКВД. Объявить
Кирова
на пленуме ЦК новым "уклонистом"? В этом случае в "уклонистах" мог бы
очутиться сам Сталин. Киров - не бывший меньшевик, как Троцкий, не
дезертир
Октябрьской революции, как Зиновьев, не "левый коммунист", а потом и
"правый
оппортунист", как Бухарин, не бывший "националист", а потом и
"каменевец",
как Сталин - он "образец большевика", как писал тот же Сталин в
некрологе по
поводу его убийства.
Записать такого в "уклонисты" просто невозможно.
Вдобавок ко всему этому, его искренняя преданность Сталину вне сомнения.
Такую преданность Кирову Сталин выказывал и сам, выдвинув его в 1926
году на
пост руководителя ленинградской партийной организации, хотя секретарем
ЦК
партии Азербайджана он был назначен еще Лениным (1921 г.). Свою дружбу с
Кировым Сталин засвидетельствовал и в трогательной надписи на авторском
экземпляре "Вопросов ленинизма": "Брату моему и другу
Сергею Мироновичу Кирову от автора. И. Сталин,
1924", гласит эта
надпись.
Да, такого Кирова нельзя было убрать политически, но его легко
было
убрать физически
И сразу добиться двух целей: убить конкурента и
воспользоваться этим убийством для оправдания "Великой чистки".
Я писал об этой версии убийства Кирова уже в книге, вышедшей
по-французски в 1951 году (Alexander Ouralov. Staline au Pouvoir. Les
lies
D'or, Paris, 1951), но относился к ней скептически. Криминальные
возможности
Сталина оказались глубже и шире, чем мои самые смелые представления о
них!
Но как же Ягода пошел на это? А вдруг дело провалится? Вдруг его
разоблачат люди Кирова или сам Киров?
На это дал классический ответ
прокурор Вышинский: "Ягода - не простой убийца. Это - убийца с гарантией на
неразоблачение".
Верховным гарантом "неразоблачения" был сам главный организатор -
Сталин,- но только до поры до времени.
Теперь перед Ягодой была поставлена более трудная и ответственная
задача - подготовить несколько процессов в Москве и Ленинграде по
ликвидации, во-первых, собственных исполнителей, во-вторых, политических
врагов Сталина, абсолютно непричастных к убийству Кирова. Первая задача
была
легкая: Николаева и его личных друзей (Католинов, Румянцев, Сосицкий и
др.),
которые могли знать кое-что о подлинных организаторах убийства,
арестовали и
в подозрительно спешном порядке, через какой-нибудь месяц (в начале
января
1935 г.), расстреляли. Официальное сообщение говорило, что состоялся суд
и
что обвиняемые из "группы Николаева" расстреляны.
Был ли вообще суд, что
подсудимые говорили, каковы были показания самого Николаева, расстреляны
ли
они через месяц, а не через день, как тот охранник Кирова, о котором
говорил
Хрущев,- все это осталось тайной. Медведь и Запорожец были "наказаны"
назначением на другую чекистскую работу на Дальнем Востоке "за
необеспечение
охраны Кирова". В середине января 1935 года в Москве состоялся первый
процесс над Зиновьевым и Каменевым. Им предъявили обвинение, что они
поручили Николаеву и его группе совершить убийство Кирова. Косвенное
доказательство: все члены группы Николаева коммунисты - бывшие зиновьевцы,
- там же, стр. 523 - (хотя сам Николаев был с самого начала сталинцем).
Но так как при
их допросах, по всей вероятности, не применялись методы физических
пыток, то
обвиняемые категорически отказались признать себя виновными. Каменев
заявил
на этом суде: "Я должен сказать, что я по характеру не трус, но я
никогда
не делал Ставку на боевую борьбу". Когда же ему суд сообщил, что его
судят
за возглавление террористического "Московского центра", Каменев
иронически
заметил: "Я ослеп - дожил до пятидесяти лет и не видел этого центра,
в
котором я сам, оказывается, действовал". К этому же сводились и
показания
Зиновьева, который, однако, указал на одну важную деталь: многих из
сидящих
с ним на скамье подсудимых в качестве членов его "Московского центра"
(16
человек) он впервые в своей жизни увидел здесь на суде (во всех
московских процессах рядом с известными деятелями партии и Государства
НКВД
сажал и своих совершенно неизвестных агентов-провокаторов как
"свидетелей-соучастников").
Но одно Зиновьев и Каменев все-таки
признали:
поскольку коммунисты, которых расстреляли по делу "Ленинградского
центра"
(группа Николаева), когда-то были их единомышленниками, постольку они,
Зиновьев и Каменев, несут за них "моральную ответственность". Это было
не
то, чего Сталин требовал от них, но пока пришлось этим ограничиться.
Каменева и Зиновьева присудили лишь к тюремному заключению за "моральную
ответственность" в деле убийства Кирова.
У Сталина было много времени и
столько же терпения. Главное - лед тронулся!
Зиновьевцы ошибались, если
они
думали, что они так легко отделались от назойливой охоты Сталина за их
головами. Осужденных Зиновьева и Каменева Сталин не отправил в Сибирь, а
разместил по одиночным камерам на Лубянке, разместил, главным образом,
за их
же оплошность: кто сказал "А", должен сказать и "Б". Сталин дал новое
задание Ягоде с неограниченными полномочиями - выбить из них это "Б".
Сталин
ему, вероятно, обещал то же, что и министру государственной безопасности
Игнатьеву во время "дела врачей": "Если ты не добьешься признания
врачей, мы
тебя укоротим на голову!"
А при помощи каких методов? О них нам сообщил
тот
же Хрущев: "Эти методы были просты: бить, бить и еще раз бить". И Ягода
и
его помощники били зиновьевцев до тех пор, пока они не подписали фактические показания о
том, что они не только убили Кирова, но собирались убить Сталина,
Кагановича, Ворошилова, Жданова, даже Косиора, Постышева, Орджоникидзе и
Ягоду (в этот список почему-то не был включен Молотов),
- там же, стр. 390-394.
В августе 1936 года состоялся первый открытый политический процесс в
Москве над старыми друзьями Ленина, организаторами большевизма - бывшим
председателем Коминтерна Г. Зиновьевым и заместителем Ленина по
Совнаркому
(правительству) Л. Каменевым, над старыми большевиками, руководителями
Октябрьской революции и гражданской войны Евдокимовым, Смирновым,
Бакаевым,
Мрачковским, Тер-Ваганяном плюс десять агентов НКВД как
"соучастников-свидетелей" "троцкистско-зиновьевского террористического
центра". В агентах НКВД особой нужды и не было: зиновьевцы и троцкисты
признавались во всем, не отговаривались и не упирались, как на первом
январском процессе 1935 года. Прокурору Вышинскому оставалось лишь
цинично
констатировать:
"Можно сказать, что процесс 15-16 января 1935 г. для Зиновьева и
Каменева был своего рода репетицией нынешнего процесса, которого они,
может
быть, не ожидали, но от которого они, как от судьбы, не ушли".
Однако, признаваясь и в убийстве Кирова и в подготовке убийства Сталина
и сталинских соратников, Зиновьев и Каменев категорически отвергали
совершенно к делу не относящееся, но упорно выставляемое Вышинским
второстепенное обвинение: при успехе своего заговора Зиновьев и Каменев
решили убить своих исполнителей. "Да, Сталина мы решили убить, но убийц
Сталина - нет",- утверждали они. Это возмущало Вышинского до крайности.
По
этому поводу он заявил в своей речи:
"Когда я говорил о тех методах, при помощи которых действовали эти
господа, я показал, старался показать, как глубоко и низко было падение
этих
людей, и моральное и политическое... Я говорю об их плане уничтожения
следов
своих злодейских преступлений...
Бакаев намечался на пост председателя
ОГПУ.
Зиновьев и Каменев не исключали того, что в распоряжении ОГПУ имеются
нити о
подготовлявшемся государственном заговоре, и поэтому они считали
важнейшей
задачей назначить Бакаева председателем ОГПУ. Он должен был,
- там же, стр. 383, 403-404 - перехватить эти нити, а затем уничтожить их, как и самих физических
исполнителей их распоряжений. Первую часть Зиновьев и Каменев не
отрицают, а
вторую часть отрицают. Она слишком кошмарна, и Зиновьев сказал, что это
из Жюль Верна... Это фантазия, арабские сказки... Но разве мы не знаем, что
в
истории такие примеры бывали... где участников заговора физически
уничтожали
рукой организаторов заговора, как это было с уничтожением Рэма и его
сподвижников! Так почему же вы это называете
Жюль Верном?". Практика Сталина показала, что это действительно не из
Жюля Верна. 25
августа 1936 года как Зиновьев и Каменев вместе с их друзьями, так и
агенты-провокаторы НКВД были все до единого расстреляны.
Но на этом
закончилась и провокаторская роль самого Ягоды
Ровно через месяц, - 25
сентября 1936 года - Сталин и Жданов протелеграфировали из Сочи Молотову
и
Кагановичу:
"Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был бы
назначен на пост народного комиссара внутренних
дел. Ягода определенно
показал себя явно неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский
блок.
ОГПУ отстает на четыре года в этом деле. Это замечено всеми партийными
работниками и большинством представителей НКВД".
Эту телеграмму Хрущев комментирует так:
"Строго говоря, мы должны подчеркнуть, что Сталин не встречался с
партийными работниками и поэтому не мог знать их мнения.
Сталинская формулировка, что "ОГПУ отстает на четыре года" в применении
массовых репрессий и что нужно "наверстать" запущенную работу, толкнула
НКВД
на путь массовых арестов и казней", - Н.С. Хрущев. "Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС", стр.
19-20.
Спрашивается, как это Ягода не справился с "троцкистско-зиновьевским
блоком", после того как он блестяще провел процесс Зиновьева и Каменева
и
расстрелял их? Нет, Ягода справился и справился великолепно. Весь мир
был
изумлен фантастически-подробными, внешне совершенно не вынужденными
признаниями подсудимых в самых тяжких обвинениях против них со стороны
НКВД
(Ягода), прокуратуры (Вышинский), Военной коллегии Верховного суда СССР
(Ульрих). Суд кончился без единого эксцесса, подсудимые в своих
последних
словах глубоко каялись в несодеянных преступлениях, Вышинский
торжествовал,
Ягода ждал нового ордена и нового поручения, а Сталин снимает его с
поста
шефа НКВД и бесцеремонно сажает в подвал того же НКВД!
Сталина надо было
бы
обвинить в неблагодарности, если бы это не было первым справедливым
арестом
за все время советской Власти. Путь Ягоды к Власти был усеян трупами
сотен
тысяч рядовых советских граждан. Из советских вельмож на его совести
лежало
всего несколько трупов - Кирова, Куйбышева, Менжинского, Максима
Горького и
еще десятка два из группы Зиновьева и Николаева. За убийство этих
советских
вельмож Сталин и расстрелял его: надо было ликвидировать
свидетелей-исполнителей собственных преступлений. Недаром Вышинский
злился
на наивность Зиновьева и Каменева, которые никак не могли себе
представить,
чтобы Гитлер мог уничтожить Рэма за выполнение собственного приказа
(пожар в
рейхстаге), чтобы скрыть следы этого преступления.
Почему же Сталину
щадить
исполнителя своих преступлений?
Содержание
Большевики
www.pseudology.org
|