02 декабря 2000
Ольга Кучкина
Ирена Стефановна Лесневская
Окуджава обожал ее. И сам привел будущему мужу
Никакому телесериалу и не снились драматические коллизии отношений нынешнего руководителя телекомпании REN ТV Ирены Лесневской и знаменитого писателя Владимира Максимова. У Ирены Лесневской фантастическая судьба. Жившая частной жизнью женщина, любимая мужчинами, шедшая нередко наперекор семье и власти, гонимая властью, она вдруг расцвела десять лет назад.
 
Время перестройки, как теперь очевидно, дало шанс людям энергичным, ярким, считавшим себя - и справедливо - недореализованными при старом режиме. Вместе с сыном Дмитрием она создала частную телекомпанию, очень быстро завоевавшую себе имя на телевизионном рынке. REN ТV - это марка. Две награды "ТЭФИ", только что полученные, - еще одно тому подтверждение.

Мы разговариваем с Иреной не о работе (где она состоялась). О любви (где она состоялась также). Она согласилась рассказать главную историю своей жизни. Герои этой истории - знаменитый писатель Владимир Максимов, вынужденный эмигрировать во Францию, создавший там знаменитый журнал Континент, умерший несколько лет назад и вернувшийся в Россию своими книгами.


После запоя Володя рассказал мне всю свою жизнь

- Как вы познакомились?

- Нас Булат познакомил

- Максимову в то время 32, вам 18...

- Да, гонористая девчонка, легкомысленная, бесконечно жалостливая, помешанная на Достоевском и абсолютно самостоятельная. Поскольку отец репрессирован, мама, учительница, одна тащила двоих детей. Я ведь родилась в ссылке - село Урлютюп Урлютюпского района Казахстанской области. Собиралась стать врачом, пошла работать в 5-ю Градскую. Там познакомилась с больным, который открыл мне Мандельштама, Пастернака, Ахматову. И однажды студенты зазвали меня в морг. И вдруг я вижу в морге этого человека - у него случилась кома. Со мной было что-то жуткое. И я закрыла для себя эту профессию навсегда. Булат устроил в "Литературку". Сперва секретарем, потом вела рубрику "Новинки".

- Булат опекал вас?

- Он тогда ушел от жены, снимал квартиру, и у нас был полуплатонический роман. Я же была совсем девчонкой. Мне льстило, что такой знаменитый так относится ко мне. Он мог привести меня на танцы, потом забрать, либо на вечер поэзии, потом отвезти домой, встречал из школы.

- А как возник Максимов?

- У Булата был день рождения - 9 мая. Покупаю в подарок горшок с кактусом, еду на работу в "Литературку". Его нет. В кабинете сидит какой-то плюгавый человек в белой рубашке, с платочком на шее, он мне показался жутко старым. Он мне говорит: "А вы Ирена?" Я говорю: "Как вы догадались?" Он: "По описанию". Вечером позвонил Булат и сказал, что это был Володя Максимов. Ну был и был. А в конце июня мы обедали в ЦДЛ. Вижу: совершенно пьяный человек ходит между столиками. Пообедали, я поймала такси, меня спрашивают: "Ты куда едешь?" Я говорю: "В Сокольники". Мне тут же в такси этого пьяного сажают, Максимова, ему тоже в Сокольники. Это была вторая встреча.

И третья, когда мы пошли с Булатом в кино и Булат сказал, что ему нужно к Максимову, забрать рукопись повести, все читали, а он еще нет. Приезжаем в Сокольники, Володины окна совсем низкие, Булат заглядывает: "Володя, Володя!" Я вслед за ним и вижу совершенно голого мужика на тоненьком одеяле, рядом ковш с водой и бутылка водки. Булат отгоняет меня от окна, залезает в комнату, одевает Володю, меня впускают в квартиру...

В кино мы в тот вечер так и не попали. Они всю ночь пели, а я читала его рукопись. Уже под утро соседка отвела меня к себе спать, Булат уехал на работу. Утром пришел Володя, руки трясутся, говорит: "Не могли бы вы со мной погулять, мне надо прийти в себя, и одолжить рубль?" Зашли в блинную, я ему купила стакан вина, себе блины. Долго гуляли. Потом он говорит: "Мне нужно в баню, смыть с себя все, только вы меня не бросайте, я не могу быть один в этом состоянии..."

- Вы сами говорили, что по природе брезгливы. А тут голый мужик в грязной комнате, бутылка водки...

- Я же говорю, Достоевский. Мне стал этот человек безумно интересен. Мы с ним проговорили почти сутки. После запоя ему нужно было все время ходить. Поэтому мы ходили, и он рассказал мне всю свою жизнь. Потом ведь я уже прочла его повесть "Мы обживаем землю", она произвела на меня громадное впечатление.

- И все увиделось совсем в другом свете?

- Да. Он был ни на кого не похож. Я его спрашиваю: "Как вы можете так жить, почему не женитесь?" А он мне: "Я прожил такую жизнь, кто меня сможет понять?"
Он мечтал согреться

- Какую такую жизнь он прожил?

- Он убежал из дома в 1941-м, ему было 11 лет. Щуплый, маленький, писался по ночам. В 1939-м арестовали его отца и деда, мать вся ушла в транс, тетка его не любила, и он убежал. Дважды возвращали домой. В третий раз, когда нашли в собачьем ящике под Ленинградом, уже началась война, он сказал, что из Ленинграда, а фамилия Максимов.

- А разве он не Максимов?!

- Нет, Самсонов. Лев Алексеевич Самсонов. Его поместили в детприемник. Он убежал. Последний раз поймали на рынке, когда украл батон. Отправили в колонию, там за три года он окончил школу, писал стихи. Лет в 17 убежал снова, украв одеяло, а это уже "в особо крупных размерах". Ему дали десять лет. Убежал вдвоем с товарищем. Мечта одна была - на юг.

- Хотел согреться...

- Да. Отсиживались трое суток, заснули в стоге сена. Проснулся оттого, что его грызли собаки. Их били палками, второго парня забили насмерть. Они, когда бежали, охранника то ли стукнули, то ли связали. Его приговорили к расстрелу. А в больнице, куда бросили полумертвого, врач Татьяна Лебедь сказала: "Я тебя спасу". И научила, что делать. Ему лечили отбитые почки, раны, ушибы, а он все время молчал и рвал бумажки. И когда приговор читали, молчал. В результате его признали психически ненормальным, и это спасло ему жизнь. Но там начались спирт, денатурат, одеколон, жидкость от комаров, политура...

- Как же вы вышли за него замуж?

- Он сказал: "Вы же не выйдете за меня, уродливый, пьяница, нищий, на учете, такие королевы, как вы, достаются таким, как Булат... Выйдете?" Я сказала: "Да". Он говорит: "Но для этого надо полюбить". Я говорю: "После того, что я прочитала, вас невозможно не полюбить". Он говорит: "Это жалость". А я говорю: "Я не умею влюбляться без этого чувства". Почему, кстати, у меня с Булатом никогда не получилось бы. Булат успешный, самодостаточный - зачем я ему. Он относился ко мне больше как к ребенку, чем к женщине. Как мама: не сиди на камне, придатки простудишь!.. Я чуть не погибла, выпив вместо него

- И вы не ставили Максимову никаких условий?

- Только одно: мы никогда не будем спать

- ?!

- Да, да. Все что угодно, я буду для тебя всем, но только спать будем отдельно. Он мне не нравился. Я не могла представить, как лягу с ним. Он спросил: "Никогда?" Я ответила: "Может, наступит момент, когда я сама этого захочу". И мы два месяца спали на разных кроватях. А потом я думала: какая идиотка, этого счастья могло быть больше на два месяца. Почти два года жили так, а расписались в обсерватории под Казанью, в маленьком поселке, 7 мая 1962-го, куда удрали от очередной "психушки".

- Вы плакали от него когда-нибудь?

- Конечно. Мы расходились и сходились, у меня свои влюбленности, у него какие-то жуткие компании, женщины - в момент запоя. И снова бросались друг к другу, потому что все остальное оказывалось таким мелким, пресным, тусклым, ничтожным по сравнению с тем, что было у нас. Может, поэтому последний брак казался мне вечным предательством по отношению к собственному чувству. Хотя этот человек ни в чем передо мной не виноват, кроме того, что заплатил Максимовские долги, мои долги и любил меня. Но не я его. А с Максимовым была какая-то звонкая, сумасшедшая страсть и бесконечные страдания. Мы могли заниматься любовью где угодно, всякий раз был медовый месяц.

- А вам не было страшно, что у него запои? Или вы не понимали этого?

- Я не понимала. Он сказал, что сделает все возможное, чтобы бросить. И не пил несколько месяцев. Потом опять... И когда приходил в себя, рыдая... я каждый раз искренне верила. Каждый раз... Я научилась уколы делать, эти кислородные подушки, по грамму из пипетки, ужас... Конечно, столько лет пить...

- Это вас развело?

- Это постепенно происходило. Я его выгоняла, он звонил, что попал в больницу, я летела как угорелая... Все время бури и бури. Пошел диссидентский период - 1967-й, 1968-й - перестали печатать. Постоянно за ним гонялись, он уезжал, я уезжала с ним, прятала его по дачам, друзьям. И во мне все больше пробивалась нереализованная личность. Я бурлила, как не знаю кто, сплошной гейзер, электростанция. А он считал себя истиной в последней инстанции. Самоиронии никакой. Гений, которому должны все поклоняться. И полностью перенес это на совместную жизнь. А я уже: с этим не согласна, с тем не согласна, это по-своему, то по-своему.

- А вы никогда с ним не пили?

- Нет. Я непьющий человек

- А когда один раз хватанули стакан водки...

- Я чуть не погибла, полное отравление организма, сожгла всю слизистую

- Вы выпили эту водку, чтоб он не выпил?

- Да. Мы так долго жили в безденежье, а с ним заключили контракт на пьесу, и у него читка в Министерстве культуры. За него поручился Баталов, еще кто-то. И вдруг он исчезает. Я его найти не могу. И весь ужас в том, что он получил аванс! Поехала искать, нашла в "Артистическом" кафе напротив МХАТа... Вот с тех пор и не пью.

- Какие же в нем были прекрасные черты? За что вы его любили?

- Я никогда не встречала человека такого самостоятельного мышления и такой эрудиции. Это была уникальнейшая личность. Ни на кого не похож. Я могла открыв рот слушать его часами. И это был единственный человек, перед которым я благоговела и кого я, страшная нигилистка, уважала.

- Через девять лет вы расстались. Как вы ушли последний раз?

- Я пришла работать на ТВ и в первый день в проходной, выписывая пропуск, столкнулась с человеком, в которого была влюблена в детстве. И через столько лет у нас начался бурный роман. Я пришла к Володе и сказала: "Это все". Володя сказал: "Он надоест тебе через неделю, ты запрограммирована на меня". И тогда я произнесла фразу, которая навсегда прервала наши отношения: "Я хочу родить красивого здорового мальчика". Наши с Володей дети умирали, не родившись, а один ребенок умер сразу после рождения...

- И вы сами себе поменяли программу

- Родился Митя. Через полгода я случайно встретилась с Максимовым на бульваре. Часа полтора погуляв, я сказала, что не люблю своего мужа. Максимов ответил, что жизнь у него не складывается, он никогда не женится, предложил мне вернуться к нему и согласился усыновить Митю. И еще сказал, что, скорее всего, ему придется уехать, его не печатают, либо его посадят, и мне повезет быть декабристкой, либо мы должны уехать вместе. Я призналась, что в этой жизни люблю одного мужчину - своего сына и коверкать ему жизнь ни тем, ни другим не хочу. Возврата быть не может. Все

- Как он уехал?

- Был 1973 год, Мите три года, я вышла замуж в третий раз. Володя позвонил: "Старуха, я через два дня улетаю, практически нет людей, которых я люблю, и если ты не боишься, а я думаю, наш телефонный разговор слушают, и если хочешь, потому что это наша последняя с тобой встреча..." Я говорю: "Ну тогда на нашем с тобой месте? У памятника Тимирязеву. На Никитском". На следующий день встретились. Три часа ходили по бульвару. Целовались. Рыдали. Он мне все рассказал про свою Татьяну. Я очень радовалась за него. Буквально за неделю до отъезда они обвенчались. Он уехал в Париж. А меня вызвали в КГБ, разложили передо мной фотографии, где я с ним целуюсь...

- И перекрыли кислород...

- Полностью. Я ни разу в жизни за границей не была! Первый раз выехала в 1989-м. Я работала на ТВ в должности ассистента режиссера, работала за режиссера, за автора, мне разрешали получать гонорары, но никогда в титрах не было моего имени. Никогда. Имя появилось только в 1985-м.

- А когда он приехал?..

- Я сижу, смотрю программу "Время", и там его интервью в аэропорту "Шереметьево". В это время звонок: "Старуха, здравствуй". Я говорю: "Володь, а я тебя по ТВ смотрю". Он говорит: "Я тоже смотрю, это в записи, я очень хочу с тобой увидеться". Назавтра у него вечер в Доме медицинского работника на Герцена, я пришла. Кончилось свиданием у Тимирязева. А потом я помогла ему перевести сюда Континент, он там задыхался, а я нашла людей, которые дали деньги... Он до последнего был с Россией

- Как он умирал? Как это произошло? Вы увиделись перед смертью?

- Я видела его в январе, я была в Париже, и он ходил в таком ошейнике, я была потрясена...

- Этот воротник, потому что рак горла?

- Да. Он проходил химию, но я не знала, что все уже в такой стадии... Как-то прихожу домой, мама говорит: "Звонила Таня из Парижа, сказала, что Володе очень плохо". Назавтра Таня дозвонилась до меня: "Рена, ты можешь приехать? Володя уходит... По нескольку раз на дню спрашивает: "Где Рена, где Рена?.." А виза, а паспорта, а билеты... Через два дня мы с Митей прилетели. Бросили в гостинице вещи. Шел проливной дождь. Как-то холодно было, неправильно я одета, я купила зонтик в ночном магазине, подъехали к дому, Митя говорит: "Может, до завтра?" Я говорю: "Нет". И мы пришли ночью. Он дышит, но уже никого не узнает. Я к нему наклонилась: "Володя, Володя..." Так мы с Таней просидели до самого конца

- Вы остались на похороны?

- Меня они потрясли, потому что русское зарубежье... Это был такой базар, они все переругались, все обиды вымещали, каждый говорил о себе, и так как была пресса, то каждый превращал это в политический манифест...

- Вы плакали?

- Слезы лились и лились, я просто не могла ничего с собой поделать. Вообще я редко плачу. А потом взорвалась. Я им в лицо бросала, что все они питались с его руки и его соками, а он, единственный из них, до последнего жил Россией

- Как хорошо, что вы успели

Ирена Лесневская долго сомневалась, стоит ли это публиковать: слишком фрагментарно, многое опущено и оттого невольно поверхностно. Я уговорила Ирену напечатать это как кусок будущей книги, которая, я убеждена, должна быть написана.
Источник

1979 - МГУ. Факультет журналистики. Диплом

Литература

 
www.pseudology.org