Огонек
№ 04, 2000

Однажды в Америке
В чем, собственно, заключалась проблема, так воодушевившая сенатора Маккарти?

EAST-NEWS. Cенатор Джозеф Маккарти разворачивает кампанию по расследованию антиамериканской деятельностиИсполнилось 50 лет с момента обнародования злым сенатором Джозефом Маккарти первого списка неблагонадежных, то бишь сочувствующих СССР, американцев. Список составил. В США началось то, что в советской пропаганде называли «охотой на ведьм».

Идеологические чистки прокатились по Америке. Но советские люди, умевшие читать между строк наших международников, не верили в то, что «оплот всемирной демократии» может пасть так низко. Зря.

Покуда отечественная и западная пресса с увлечением описывают, как путинская Россия стремительно возвращается к страшному чекизму и тоталитаризму, подоспел замечательный юбилей, имеющий непосредственное отношение как к чекизму и тоталитаризму, так и к заливистой прессе.

Аккурат полвека назад американский сенатор Джозеф Маккарти объявил о том, что располагает списком 205 неблагонадежных в смысле симпатий к коммунизму сотрудников Госдепартамента, и развернул кампанию по расследованию антиамериканской деятельности. Кампания пошла широко, ибо широким образом истолковывалась симпатия к коммунизму.

В зачет шли и семейные связи, и грехи молодости: если некто давным-давно, еще в 30-е годы, погрешил левачеством, а затем про свою молодую дурость начисто забыл, в комиссии по расследованию ему могли об этом напомнить. Другим ценным качеством кампании был ее внесудебный характер.

В отличие от суда, где бремя доказательства возлагается на обвинение, человек, представший перед сенатской комиссией, дабы не быть обвиненным в неуважении к конгрессу, сам должен был доказывать свою невинность по части симпатий к коммунизму.

Особо яркой страницей в деятельности комиссии была голливудская

Расследование коммунистических козней в американской киноиндустрии шло с превеликим шумом и гамом -- не хуже, чем вручение очередного «Оскара». Вероятно, сказалась богемная специфика киношных нравов -- участники богемной тусовки, как правило, терпеть друг друга не могут и преисполнены взаимной черной зависти и ревности, участие же в работе комиссии представляло превосходный случай к сведению творческих счетов.

Вспомним, что и советские творческие союзы даже на общем безрадостном фоне сталинских мероприятий по очищению советского общества проявляли особое рвение в деле уничтожения своих членов, что и позволило Анне Ахматовой охарактеризовать СП СССР как «союз профессиональных убийц». Богема, она и есть богема.

Деятельность комиссии шла по восходящей года до 53-го, когда в американском обществе стало укрепляться мнение, что в своих расследованиях Маккарти зашел слишком далеко. Работу комиссии тихо свернули, а сенатор Маккарти вскоре скончался. Как уверяют, от злоупотребления вином.

В течение длительного времени русским было совсем некстати рассуждать о подвигах сенатора Маккарти. Во-первых, советский атомный шпионаж, поддержка (хотя, как правило, малоплодотворная) коммунистических организаций в США действительно имели место.

Во-вторых, как бы ни был хорош сенатор Маккарти с точки зрения либеральной философии права, все его деяния не могли идти ни в малейшее сравнение с тем, что в том же 1950 году творилось в СССР и «странах народной демократии». В Америке шел на сотни счет людей, лишившихся работы и положения в обществе. В коммунистических странах счет людей, лишившихся жизни и свободы, шел на миллионы. При таком балансе обличать сенатора Маккарти было как-то несподручно.

Впрочем, обличения шли

Кроме советского агитпропа, которому чудеса, творимые комиссиями по расследованию антиамериканской деятельности, всегда были необычайно кстати -- «у нас был ГУЛаг, зато у вас был Маккарти», -- тень покойного сенатора усиленно тревожили либералы-шестидесятники в дозволенных к публикации вольнодумных новомировских заметках.

Подобно тому, как роммовский Обыкновенный фашизм не мог не порождать неконтролируемых ассоциаций, так и пересказ либеральных американских мыслителей, клеймящих маккартизм, прилагался к советским реалиям -- цензуре же было решительно не к чему придраться, не бесноватого же сенатора ей защищать, в самом деле.

Потом про Маккарти у нас окончательно забыли -- довлеет дневи злоба его. Сейчас, однако, неконтролируемые ассоциации вновь волнуют душу и, как всегда, самым зловредным образом. Неистовство, с которым великая американская нация предается то расследованию изысканных эротических забав своего президента и тщательному обнюхиванию платья Моники, то борьбой с сексуальными домогательствами (сильно погореть можно за один масленый взгляд, а уж про двусмысленную фразу и говорить нечего -- зае...т, замучают, как Пол Пот Кампучию), то расследованию всеобъемлющего заговора русской мафии, то обличению нынешнего кровавого русского тоталитаризма, поневоле вызывает воспоминания о блаженной памяти сенаторе.

То, что на строгом языке партийных постановлений именовалось словом «кампанейщина», оказывается чрезвычайно присущим не только партийным и советским органам эпохи СССР, но также беспартийным и антисоветским органам нашего великого заокеанского соседа.

Идеологическая кампания есть идеологическая кампания, что тут -- что там

Ведь в чем, собственно, заключалась проблема, так воодушевившая сенатора Маккарти? В эпоху «красных тридцатых», а затем в эпоху военного сотрудничества США с СССР в Америке явилось достаточно большое количество людей, которых В.И. Ленин называл «полезными идиотами» -- за их готовность страстно дружить со Страной Советов и продавать Стране Советов веревку, на которой их же и повесят.

На самом деле количество американских полезных идиотов как в абсолютном, так и в относительном исчислении резко уступало количеству идиотов западноевропейских -- что творилось в смысле любви к СССР и великому Сталину в послевоенных Англии, Франции, Италии, -- этого ни в сказке сказать, ни пером описать, однако даже и скромные американские показатели были неприятны и вызывали тревогу.

Однако вместо того чтобы увольнять человека с госслужбы за то, что он идиот, хотя и полезный для Страны Советов, но совершенно бесполезный и даже вредный для страны, правительству которой он за деньги служит, было решено развернуть мощную кампанию, в ходе которой один идиот совершенно идиотским образом покушался искоренять других идиотов.

Отчасти поэтому у многих неамериканцев стало складываться впечатление, что кампанейский идиотизм является неотъемлемой частью великой американской демократии. Столкнувшись с некоторой проблемой, американцы, похоже, в принципе не способны решать ее умеренно-рассудительным образом (Клинтона мягко пожурить за блудодейные наклонности, на поимку русской мафии отрядить полисмена, полезных идиотов потихоньку поувольнять с госслужбы, неграм плевать в душу поменьше, а лучше вообще не плевать etc.) -- но исключительно с превеликим уханьем и гиканьем.

Если уж бороться с пьянством, то не иначе как посредством сухого закона, если упразднять дискриминацию негров, то не иначе как вводя фактическую дискриминацию белых, если отказываться от преследования гомосексуалистов, то не иначе как устроением каких-то совершенно содомских нравов и обычаев, если огорчаться тем, что русские олигархи назанимали много денег, а отдавать их туговаты, то не иначе как написанием в газетах и произнесением в публичных речах такого фантастического бреда про Россию и русских, после которого россиян, сохранивших благорасположение к США, скоро можно будет в музее за большие деньги показывать.

Сторонники американского образа жизни на то возражают, что, конечно, много странного порой происходит в этом самом образе жизни, однако великая сила американской демократии заключается в том, что мы, народ Соединенных Штатов, умеем осознавать свои ошибки и демократическим образом исправлять их, после чего сияющий город на холме начинает сиять еще ослепительнее.

Отчасти это верно

Самые выдающиеся конкретные идиотизмы американского образа жизни -- они не навечно, а на некоторое время, после чего их либо высокоторжественным способом отменяют (сухой закон, дискриминационные законы против негров), либо, что бывает чаще, предают забвению и благоумолчанию.

Формального расследования деятельности Маккарти по расследованию никогда не было, а с какого-то момента сочли за благо сделать вид, что просто ничего не было. Вполне возможно, что и нынешнюю политкорректность ждет схожая судьба.

Когда общественное лицемерие станет ощущаться всей нацией как невыносимое, вполне возможно, что с амвона будет провозглашено новое великое открытие: представителей национальных, сексуальных etc. меньшинств отныне не обязательно страстно любить, а достаточно не обижать. Это будет новый триумф американской демократии.

Есть, однако, опасность, что и упразднение надоевшей политкорректности вряд ли обойдется без столь любимой американским народом кампанейщины -- как бы в результате не стали вновь именовать негров «черномазыми» и усиленно бить их по морде и за дело, и совсем не за дело, а просто так. Во всяком случае с упразднением маккартизма все вышло именно таким образом.

Антикоммунистические и антипрогрессивные безобразия сенатора дали американским левым, именующим себя либералами (не путать с либералами в европейском значении слова, ибо в Америке так принято называть отнюдь не правых, но сильно розовых), несокрушимый аргумент для смелого разоблачения любых попыток смиренно и наивно указать полезным идиотам, что они все-таки идиоты, и безобразные злоупотребления сенатора Маккарти этого прискорбного обстоятельства никак не отменяют.

Подобно тому, как в Италии 70-х годов, издерганной терроризмом, всеобщим бардаком и беспрестанными забастовками по поводу и без повода, всякий выказавший свое раздражение по поводу того, что железнодорожники со своими стачками совсем озверели, и поделившийся надеждой что поезда, может быть, когда-нибудь все-таки станут ходить по расписанию, немедленно зачислялся прогрессивной общественностью в фашисты -- ибо при Муссолини поезда ходили по расписанию, и желающий возобновления этого обычая не может не быть фашистом, так и в американской общественной жизни (в особенности жизни университетской) всякое осуждение либерального психоза было чревато немедленным обвинением в маккартизме со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Модель осталась прежней, только аргумент поменялся

Прежде смертным грехом было сочувствие коммунизму, а сочувствующие изыскивались посредством глубокого чутья изыскателей, теперь смертным грехом стало сочувствие маккартизму, способ же изыскания остался прежний. Равно как и вся манера уханья и гиканья, без которой, похоже, в Америке вообще никакое новое начинание невозможно.

Оно и Христос бы с ними, у нас своих пороков хватает, к уханью и гиканью мы и сами склонны, и проще было бы оставить североамериканцев с их странными обычаями в покое. Даже мрачное суждение бывшего американского, а ныне российского жителя, обозревателя радио «Серебряный дождь» Александра Гордона, указавшего, что американцы не дети, а хуже, ибо дебил в отличие от ребенка никогда не станет взрослым, можно было бы отнести на счет желчности обозревателя и воспринять философически -- дебилы так дебилы, с кем не бывает.

Беда, вероятно, не в дебильности как таковой, но в неодолимой склонности к поучению и нравоучению, простым дебилам как раз даже и не свойственной. Просто когда один очень большой дебил вдруг воображает себя совестью человечества и мировым правительством, это очень вредно для других стран (в частности, для России), ибо вместо того чтобы заниматься мирным благоустроением своего дома, одни граждане этих стран стремятся во всем подражать дебилу (что не полезно), другие же объявляют все, исходящее от дебила, мерзостью и непотребством, каковая генерализация еще менее полезна.

Тут уместнее философический подход: при очередных поучениях дебила и при его очередных призывах встать на борьбу с кровавым русским тоталитаризмом следует предаться благочестивым рассуждениям о том, что, вероятно, и дебилы для чего-то нужны в Божьей экономии. Блажен муж, иже и скоты милует.

Максим Соколов
обозреватель газеты «Известия»