1993 Александр Маркович Эткинд
Эрос невозможного
Заключение
Опыт Фрейда показывает возможность того, что так часто подвергалось и подвергается сомнению в XX веке, — возможность преодоления идеей национальных границ. Ориентированный на индивида, Психоанализ оказался источником идей, которые в одних и тех же своих значениях были восприняты разными обществами . Интеллектуальные ценности в своих итоговых формах могут стать вненациональными, сколь бы ни были специфичны процессы их созревания. Но этот универсализм, желанная цель столь многих, дается далеко не всем.

Достаточно сравнить Историю Психоанализа с судьбой марксистских идей, чтобы понять, как сложно и почти невероятно подобное транснациональное проникновение, со сколь гибельными для идеи искажениями связано оно в иных случаях. Возможность эта не зависит от субъективных намерений её автора. По крайней мере, у Фрейда по этому поводу было больше опасений, чем надежд. Видимый парадокс состоит в том, что Марксизм со всей навязчивостью провозглашал универсальный характер своих целей и потерпел крах. "Фрейдизм" был в этой области крайне нерешителен, но одержал победу. С каждым десятилетием XX века Психоанализ распространялся во все новых национальных Культурах. Он приобретал национально-специфические черты, примером которых может служить структуралистский Психоанализ Жака Лакана во Франции или необычно глубокое взаимопроникновение Психоанализа и медицины в Соединенных Штатах. Последним из завоеванных им континентов была Латинская Америка, в странах которой падение диктаторских режимов неизменно сопровождалось бурным расцветом Психоанализа. Несмотря на длинную Историю расколов и дискуссий, Психоанализ сохранял, как правило, свою идентичность.

Судьбу Психоанализа в разных национальных средах можно, пожалуй, сравнить с путем кометы, пересекающей разные солнечные Системы. Комету окружает вакуум, она не встречает на своем пути ничего похожего на самое себя. И вместе с тем в этом пространстве есть свои силовые линии, свои гравитационные и магнитные поля, искривляющие путь небесного тела, за-вихряющие его хвост и отрывающие от него целые облака, которые начинают вращаться по внутренним орбитам данной Системы...

Психоанализ был настолько быстро и активно воспринят в России начала века, что, когда соприкасаешься с этой Историей сегодня, трудно освободиться от Чувства удивления: неужели речь идёт о той же самой России?

Но в её необычных духовных и политических условиях Психоанализ подвергся, пожалуй, наибольшим деформациям за всю свою Историю. В конечном итоге этого бурного развития он оказался практически неузнаваем. Национальные особенности русской Культуры, взаимодействовавшие с уникальностью исторической ситуации, породили беспрецедентную интеллектуальную смесь. Психоанализ играл свою роль в этом необычном процессе. Жесткость Психоанализа, определенность того, что им является и что не является, позволяет с необычной наглядностью увидеть сложные переплетения научных идей, духовных ценностей и политических сил, которые определили интеллектуальный облик России XX века.

Русский Психоанализ имел многообразную специфику. В теоретическом плане наиболее любопытна линия от адлерианства русских психотерапевтов 10-х годов до Троцкизма советских аналитиков 20-х. Сексуальность в теории и Перенос в технике анализа были последовательно замещены проблемами Власти, с одной стороны, и Сознания — с другой. И в практической работе осознанию и внушению придавалось куда больше значения, чем Переносу, о котором почти не говорили аналитики советского периода. Уводя от исследования Сексуального Либидо в поиск иных движущих Человеком сил, линия этих поисков была, пожалуй, противоположна мировому направлению развития Психоанализа.

"Можно с уверенностью утверждать, что в России могло бы развиваться сильное и плодотворное психоаналитическое движение, если бы против него не велась такая энергичная война со стороны официальных сил", — писал в 1930 году в берлинской эмиграции недавний Президент Русского психоаналитического общества Моисей Вульф. Пожалуй, в свете сегодняшнего исторического знания, да и политического Опыта, утверждение Вульфа выглядит упрощением. Невозможно избежать интеллектуальной ответственности, ссылаясь на злую волю Властей. В борьбе за политическое доминирование сами психоаналитики шли на драматические изменения своих взглядов. Они руководствовались собственными утопическими иллюзиями, в которых не видели противоречий с Психоанализом.
 
С надеждой и верой относясь к новой Власти, развиваясь и перерождаясь вместе с ней, они находили с её стороны понимание и поддержку до тех пор, пока сама эта Власть состояла из людей, близких им по Духу. Начиная с Татьяны Розенталь и кончая Иваном Ермаковым, для работы русских аналитиков было характерно избегание проблем Либидо, а иногда даже прямое ханжество в вопросах Секса. Неприятным, а то и комичным примером является эволюция Арона Залкинда, который от адлеровского Психоанализа плавно перешел к попыткам государственной репрессии Сексуальности во имя классовой Власти. Напротив, другие Традиции, которые восходили, например, к просвещенному эротизму Лу Андреас-Саломе, идеям сексуально-классового освобождения Вильгельма Райха или концепции Диалога русского пророка пост-модернизма Михаила Бахтина, были забыты, потому что не были прямо связаны с проблематикой Власти.
 
Культ Власти, основная ось тоталитарного Сознания, поглощал в себя любой духовный материал, и в том числе самый неподходящий, каким был и есть Психоанализ. Культ Власти всегда, независимо от намерений и обстоятельств, оборачивается обрядами Смерти. Начиная с Сабины Шпильрейн, тема влечения к Смерти приобрела первостепенное значение для русских аналитиков, приближавшихся здесь к узловой, идущей от Владимира Соловьева и Вячеслава Иванова проблеме отечественной Культуры.
 
Смерть и Власть составляли тот универсум, в котором существовал Психоанализ в России и все то, что из него произросло. Смерть в Власть составляли ту двойную планету с полем тяготения чудовищной силы, вокруг которой вращалась залетевшая сюда совсем из других пространств комета Психоанализа — вращалась до тех пор, пока не упала, вконец отождествившись с этими черными солнцами.

Противоестественное Государство могло достичь стабильности лишь при условии изменения самой человеческой природы своих подданных, — преображения, которого оно ежечасно от них требовало в, действительно, пыталось осуществить. Наблюдая события из эмиграции, Федор Степун писал в ужасе: "Государственный деспотизм не так страшен своими политическими запретами, как своими культурно-педагогическими заданиями, своими замыслами о новом Человеке и новом человечестве".
 
Идея "нового Человека" была центральной для русских интеллектуалов начиная с Поэтов-Символистов 10-х годов и вплоть до педологов 30-х. Потом она теряла свое значение параллельно с либерализацией режима, но, выхолощенная до пустого лозунга, дожила до брежневского времени.

Ранний советский Психоанализ был в невиданной степени политизирован и близок к государственной Власти. Руководство Русского психоаналитического общества начала 20-х годов почти полностью составляли видные Большевики, намеревавшиеся использовать Психоанализ в своих интересах. Москва 20-х годов видела организацию Государственного психоаналитического института (словосочетание, невиданное в Истории Психоанализа) и Психоаналитического детского дома, специализированного заведения для детей высших партийных функционеров.
 
На Психоанализ как на часть своей новой Политики делал ставку Троцкий, а в детском доме-лаборатории психоаналитическое воспитание получал сын Сталина Василий, впоследствии генерал авиации и алкоголик.

Но беспрецедентная близость к Власти не уберегла ни советских аналитиков, ни русский анализ. Скорее наоборот, Смерть приближалась ровно в той мере, в какой близка была Власть. Адольф Иоффе, пациент Адлера, проводивший потом Психоанализ на сибирской каторге, покончил с собой после ликвидации троцкистской оппозиции, одним из лидеров которой был. Арон Залкинд умер от инфаркта после осуждения его Педологии, Науки о "новом массовом Человеке".
 
Александр Лурия, крупнейший психолог советского периода, начал свой путь ученым секретарем Русского психоаналитического общества, но оставил этот пост для разработки детектора Лжи по заданию Генерального прокурора московских процессов. Сама Сабина Шпильрейн, открывшая влечение к Смерти задолго до Фрейда, добровольно осталось в оккупированном нацистами Ростове, где и была расстреляна в Толпе ростовских Евреев.
 
Сергей Эйзенштейн, которому увлечение Психоанализом не помешало, а скорее помогло создать свои фильмы, жестокие и прекрасные памятники побеждающего тоталитаризма. И, на конец, олицетворявший Власть в международном Психоанализе – Макс Эйтингон, одна из самых загадочных и зловещих фигур интеллектуальной Истории...

В Истории Психоанализа - Истории идей - влечение к Власти, описанное А. Адлером и никогда не признававшееся Фрейдом, очень далеко от влечения к Смерти, описанного С. Шпильрейн и потом переоткрытого Фрейдом. История Психоанализа История людей – позволяет, однако, задать странный на первый взгляд вопрос: так ли уж далеки друг от друга два эти влечения?

Во всяком случаеоба они возвращают нас к Ницше. И, пройдя этот круг, мы чувствуем скрытую, парадоксальную его Логику. КУЛЬТ ВЛАСТИ ", СЛУЖЕНИЕ Смерти", ЭРОС НЕВОЗМОЖНОГО

Оглавление

 
www.pseudology.org