Виктор Ерофеев Мужчина бальзаковского возраста Смерть фотографам. Бой зеркалам. Горечь - основной эффект отражения. Напоровшись на собственное лицо, в утешении думаешь: “Это пройдет“. Всегда проходило, пройдет и сейчас. Отцов и детей больше не существует. Старики достоевско – тургеневского призыва, которым было слегка за сороки которыми, как сладострастными пугалами, пугали классики скорых на обмороки барышень, отменены прогрессом, вместе с обмороками. Дети моложе, отцы интереснее. Равновесие....   Казалось бы Но есть закон чисел, который сильнее знаков и зодиака и физиологических процессов. Есть даты, которые скукоживают будущее и расширяют вены. Женщинам бальзаковского возраста, шагнувшим за тридцать, в девятнадцатом веке предлагалось одно только прошлое. Женщины отыграли себе за последние сто лет по крайней мере лет десять. Мужчины – в два раза больше. Они доходят теперь до пятидесяти почти бездумно, без чувства возраста. Дошли и – встали. Уперлись Искусство старения несовместимо с цивилизацией. Американский оптимизм в простейшей формуле “I am fine” задал тон новейшему времени. На пятидесятилетие накрывают роскошный стол и юбиляру заправляют речи о том, что у него начинается новая жизнь, все у него впереди, и еще долго будет торчать впереди, весь этот набор. И юбиляр много пьет водки, много хохочет, окруженный друзьями, куражиться и верит и не верит, Пятидесятилетний юбиляр – первая ласточка панихиды. Как – то неуютно. Чуть – чуть тоскливо. Залез на вершину жизни. Вот он – пик. Но сколько на этой вершине можно продержаться? А дальше – под гору, со свистом, теряя зубы, волосы, самообладание Юбиляра начинают донимать числа. Раньше двадцать пять лет - не срок. А теперь срок. Раньше планы на десятилетия, теперь на годы. И надо колбасой спешить все успеть, а спешить не солидно, Числа спрессовываются. Мечта обрывается. Это и есть комплексы современного мужчины бальзаковского – назовем его так- возраста. Вокруг моим друзьям, американским, французским, немецким, русским, исполняется полтинник, и я вижу, они не знают, что с этим делать. Все какие – то оптимистически напряженные и – потерянные. И дети их не знают, что с этим делать, и младшие братья, и женщины тоже недоумевают, но на всякий случай шепчут русскому юбиляру: “Вася, крепись! Хуже не будет!“ Мужчина бальзаковского возраста начинает напрашиваться на комплименты, что ему раньше было несвойственно, и по иному, гуляя где – нибудь по сочинской набережной, втянув живот, посматривает на девчонок, и сильно беспокоится, когда они на него плохо реагируют, потому что у них своя жизнь, а он в нее не вписывается. Пятидесятилетие – большая ложь и говно, если к нему неправильно зайти   К пятидесяти годам мужик должен состояться   Вот самый простой закон. Если мужик к бальзаковскому возрасту не отлился в бронзу на всю оставшуюся жизнь, к нему приходит уныние. В пятьдесят лет мужчина, который завидует чужим успехам и дергается, вызывает разрушающую его жалость. Все осыпается, возраст накроет. Но если мужик реализовался, ему море по колено и все ему будет открыто, дорожка не пойдет вниз. И он будет красив. И красивые женщины сами собой подберутся под его интересную энергетику, в кружок. А главное – откорректировать свое поведение: между собой и миром возвести что – то вроде стены. Быть не самодостаточным, это не то, но и не становиться в позу просящего. Даже по отношению к зеркалу. Литература   www.pseudology.org