Сергей Донатович Довлатов

ПИСЬМА СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА К ВЛАДИМОВЫМ

продолжение

Начало


11

05 сентября <1985>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Владимов Георгий Николаевич. Фото из статьи в журнале «ОГОНЕК», № 33, 17 августа 1998 годаК сожалению, я в Германию поехать не смогу, нет никакой возможности: тут хворобы моих 80-летних родителей, и отсутствие разумной деловой цели (не считая двух-трех дружеских встреч), и даже возня с собакой, с которой я один могу управляться, поскольку ей 16 (!) лет и во двор ее надо носить на руках.

Мне неловко, что я морочил вам голову, но уж очень заманчиво было съездить почти бесплатно в Европу, тем более, что все куда-то ездят, путешествуют, а я сижу в Нью-Йорке во главе огромной армянско-еврейско-русской семьи, насчитывающей четыре поколения. И я единственный сравнительно полноценный член этой семьи, кое-как объясняющийся по-английски.

Рецензию в "Континенте"1 читал, экземпляр "Граней" получил. Все прочитал, кроме глав из романа,2 к которым приступаю. Все нелитературные материалы очень понравились, это как бы традиция "Нового мира". Стихи Левы Друскина начинаются с забавной строчки ("Как весело ели..."),3 за которой напрашивается: "Как весело пили...", но стихи хорошие, он как бы замыкающий в колонне: Кушнер, Глеб Семенов, Давид Самойлов, Липкин...

Рассказ Савицкого мне не очень понравился, хотя он складный, не без "анекдота" внутри, но уж очень залихватские у него и у Милославского манеры, а все эти заграничные барышни (Лоранс, Фелин)4 похожи на сексуальные грезы малоимущего беженца, и вообще, вся эротика у наших авторов молодежного крыла отдает страшным плебейством. Петька Вайль со свойственной ему грубостью сетует: "Как будто манды не видали..."

Рецензия Поповского на Вайля с Генисом добросовестная, но странная.5 Со всеми его тезисами я более или менее согласен, есть в В. и Г. доля цинизма, есть и, хоть и веселая, но однотонность, но обоснования этих тезисов идут как-то невпопад: то ему выводов не хватает, то он их "обзывает" Ильфом и Петровым (а между тем, парочку бы Ильфов заслать в эмиграцию, и вся наша жизнь могла бы измениться к лучшему), так и ждешь, что Поповский скажет: Вайль и Генис — безбожники, вроде Пушкина. Короче, в этой рецензии Вайль с Генисом выглядят лучше, чем Поповский. Извините за непрошеные оценки и т.д. И еще раз — спасибо за все, я — не самый избалованный автор.

Обнимаю. Ваш

С. Довлатов

1 Е. Тудоровская. "Путеводитель по Заповеднику"" ("Континент", № 46, 1985).
2 Глава "Три командарма и ординарец Шестериков" из романа Владимова "Генерал и его армия" ("Грани", № 136, 1985).
3 Лев Савельевич Друскин (1921—1990) — поэт, с 1980 г. в эмиграции, жил в Германии, в Тюбингене. В № 136 напечатан его "Реквием", начинающийся строчками: "Как весело ели / Сегодня шумели...".
4 Дмитрий Петрович Савицкий (род. в 1944) — журналист, прозаик, с 1978 г. в эмиграции, живет в Париже. В № 136 напечатан его рассказ "Петр Грозный", начинающийся, действительно, несколько "залихватски": "Письмо было из Нового Йорка. Эд писал, что дела идут хреновато..." И т. д. Есть в рассказе и Лоранс, и Фелин ("Совсем не интересно с Фелин. Гораздо уж лучше с Лоранс"). Рассказов Юрия Георгиевича Милославского (род. в 1946 г., с 1973 г. в эмиграции) во владимовских номерах "Граней" нет. Правда, вместе с довлатовским "Представлением" его рассказ "Облава" напечатан в "Континенте" (№ 39, 1984).
5 Марк Поповский. "Пределы иронии" (Петр Вайль, Александр Генис. "Потерянный рай". Изд. "Москва—Иерусалим", 1983).

12

10 сент. <1985>

Милая Наташа, здравствуйте!

Все, что касается Поповского, мне было известно в 80-м году. Я мог бы сразу Вас с Г.Н. предупредить, но какая-то этика меня остановила. Кто-то мог бы заподозрить, что я сам посягаю на это место или хочу протолкнуть туда угодного мне и моим друзьям человека.

Разумеется, у Поповского есть достоинства, и немалые: он — добросовестный солидный публицист, с разумными, как правило, идеями. Он — простодушный, не хитрый, лишен вероломства, наоборот — открытый, прямолинейный, честный (в рамках своего понимания жизни) и т.д. Но при этом: глупо воинственный, заблуждающийся относительно своей роли, грубый и бестактный с женщинами, да и с мужчинами. У него нет ни малейших учрежденческих, корпоративных навыков. В какой бы системе ни оказался Маркуша, он тотчас начинает бороться — во вред окружающим, на погибель себе, черт знает с кем и черт знает во имя чего. Дома он боролся с советской властью — мишень была гигантская, видимость отличная, и все было ясно. Тут — все сложнее. Он — глуп, именно глуп, как может быть глуп человек с двумя дипломами и 30-ю научными книгами, в том числе — и очень хорошими.

В Нью-Йорке Поповский давно уже стал персонажем бесчисленных анекдотов, которые я Вам при встрече расскажу. Ведь, помимо всего прочего, он еще и крупный селадон, роковой мужчина, заявивший одной крашеной блондинке, которая принесла ему как мэтру свои чудовищные новеллы: "Дайте мне власть над вами, а я дам вам славу!"

Уверен, что ситуация в "Гранях" с самого начала представлялась Поповскому такой: "Есть Жора — хороший, даже замечательный писатель, не такой великий, как Поповский, но все-таки замечательный, и есть жена — стерва и психопатка, которая вертит Жорой и делает все по-своему. Так вот, надо Жору опекать и воспитывать, иначе жена напустит в "Грани" всякую пузатую мелочь — безбожников, черносотенцев и хулиганов, а судьбы России и мира окажутся в загоне". И так далее.

Не сомневаюсь, что рано или поздно вы с Маркушей расстанетесь, иначе быть не может, так было у него и с Седыхом, и с "Новым американцем", и с "Новой газетой".1 Оптимальная для Поповского роль — систематический автор-заочник, не участвующий в редакционных делах, он — пунктуальный, трудоспособный, опытный, но вне личного творчества — непереносимый. Увидите. Раза два я пытался очертить легкими художественными штрихами его образ. Посылаю Вам в качестве приложения эти фрагменты (№ 1 и № 2).2

С Поповским покончили.

Куски из романа3 очень понравились. После всяческого модернизма и безобразия такая отрада — читать внятную ощутимую прозу. Все люди живые, и по-моему, чем выше звание, тем сильнее и ярче фигура. Лучшие, мне кажется, Власов и Гудериан. И то, что Власов долго не назван по имени, и впервые его имя вводится косвенно — как-то волнует. Все рассуждения, вся военная психология, мотивы, причины, зависимость между случайным и закономерным — все выверено и хорошо.

Вопреки заявлениям Г.Н., роман все же идет в Толстовском направлении. По Толстому, как я понимаю (во всяком случае — в "Войне и мире"), человек живет не в Москве, не в усадьбе, не на войне, а в истории + сплетение частного и государственного + присутствие авторского интеллекта и т. д. Все это есть в романе. Так и должно быть, любой, я думаю, серьезный писатель действовал бы сейчас в этом ключе. Можно ли представить себе военный роман, написанный в традициях Достоевского, Чехова, Гоголя или Щедрина, а других традиций нет. Была еще Тургеневская, но куда-то, к сожалению, пропала. К Толстовским же урокам относится умение глядеть в бинокль с обеих сторон, видеть разом большое и маленькое. Все это есть.

А покоробили меня, как я уже говорил, три-четыре выражения, вроде: "пред генеральские очи", "генерал на расправу скор", "угрелись" и еще какие-то мелочи, связанные с былинными инверсиями. Мне кажется, это следует отнести к трафаретам военного повествования. Мне кажется, не нужно окрашивать авторскую речь в народные тона, вся народность отлично проявляется в диалогах, да еще присутствует в виде чудных деталей, вроде "не кила с геморроем, а мерцание предсердия". Ради Бога, извините за непрошеные замечания, и уж во всяком случае — не обращайте на них внимания.

Обнимаю. Ваш

С. Довлатов

1 "Новая газета" — эмигрантский еженедельник, выходил в Нью-Йорке в 1980—83 гг. под ред. Евгения Рубина.
2 Один из выразительных шаржей на Поповского содержится в "Иностранке", где он изображен как публицист Зарецкий. Приложенные к письму фрагменты в архиве не обнаружены.
3 Глава из романа "Генерал и его армия" (см. прим. 2 к № 11).

13

24 сентября <1985>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Вынужден обременить вас двумя просьбами. Дело в том, что я недавно виделся с Игорем Ефимовым (писателем и хозяином "Эрмитажа"1), в результате чего эти просьбы (увы) и возникли. В конце зимы Ефимов выпускает мою книжку "Чемодан". Разумеется, он знал, что я предварительно посылаю рукопись в "Грани", и, более того, сам же и посоветовал сделать предварительные публикации, считая, что это полезно. (Хотя некоторые издатели, скажем — "Ардис", не любят печатать в периодике куски до выхода книги.) Но Ефимов, как выяснилось, был уверен, что вы дадите 2—3 рассказа из "Чемодана", и несколько опечалился, узнав, что в "Гранях" пойдут 100 страниц. В связи с этим у него возникли две просьбы, к которым я присоединяюсь.

1. Если публикация сопровождается хоть какой-то вводкой, то в этой вводке не называть публикуемое — книжкой, а представить в качестве рассказов, то есть по возможности создать видимость неполного объема, неидентичности публикации и будущей книжки, чтобы не отбить у скудного читателя желание в дальнейшем эту отдельную книжку приобрести. Короче, чтобы это выглядело как подборка рассказов, а не как целая повесть, состоящая из отдельных глав.

2. Игорь хотел бы просить разрешения у вас и у вашего технического руководства — использовать ваш набор. При этом он считает, что тиражирование с экземпляра "Граней" дает не максимальное качество при печати, и потому просит вас, если это возможно, прислать оригинал набора, то есть — непосредственно часть макета с текстом рассказов. Если же по каким-либо причинам это невозможно, то тогда он просит разрешения все равно использовать набор, но тогда печатать книжку не с вашего оригинала, а с экземпляра "Граней". Ясно ли я выразился?

Простите, что вынужден затруднять вас всем этим.

Среди русских издателей в Америке Ефимов выделяется:

а. своим демократизмом (на фоне "Ардиса"),
б. своей порядочностью (на фоне "Руссики"), в. своей интеллигентностью (на фоне Габи Валка) и
г. своей ответственностью (на фоне "Серебряного века"2), и потому хотелось бы ему содействовать.

Конечно, и у него есть недостатки, но не буду уподобляться Собакевичу. Всего вам доброго и заранее — огромное спасибо.

Ваш

С. Довлатов

1 В 1981 г. Игорь Ефимов основал изд-во "Эрмитаж" ("Hermitage"), в котором вышли три книги С. Д.: "Зона" (1982), "Заповедник" (1985), "Чемодан" (1986).
2 Изд-во "Серебряный век" основано в 1978 г. Григорием Поляком, опубликовало книги Ремизова, Ходасевича, Чаянова, Вагинова и др., в 1980 г. начало выпуск альманахов "Часть речи" — при ближайшем участии С.Д.

14

02 ноября <1985>

Дорогой Георгий Николаевич!

Благодарю Вас за письмо, которое не без труда, но все же достигло цели. Что касается Вашего романа, то его "придется" еще раз читать полностью. Если Вы не Ильф и не Дюма, у которых двойная композиция, то есть — каждая глава — законченное приключение + общий сюжет, значит, надо читать целиком, а не кусками. Я, например, до сих пор не уловил, какой именно генерал вынесен в заглавие — Власов или Фотий Иваныч? И вообще, не ясно, как все повернется. Если Ваш роман и в целом виде окажется хорошим, не развалится на части, не осядет, то возникнет наконец почва под бесконечными, но все еще, увы, почти бесплодными разговорами о миссии эмиграции, о сохранении культуры и о нашей красивой роли. Надеюсь и даже уверен, что так и будет. Давно пора.

И о Власове давно пора сказать что-то осмысленное, солидное и спокойное. Вы, может быть, знаете, что два года назад в здешних газетах развернулась дискуссия о Власовском движении между второй и третьей волной, то есть между власовцами и евреями. Помню даже, что начал ее юрист Еселевский1 в газете "Новости".2 Все дискутанты страшно горячились, "уровня" не возникло, и правда, как это часто бывает, затаилась где-то посредине. Важно другое — ругались так темпераментно, столько людей было вовлечено в эти споры, что Рюрик Дудин (он же Днепров и Градобоев)3 прекратил здороваться со мной только потому, что я печатаюсь в газете, которая ругает Власова, хотя сам я, как Вы понимаете, в дискуссии не участвовал. Короче говоря, Власов — белое пятно, при том, что интерес к нему велик и страсти бушуют.

Мое собственное куцее мнение о Власове (две-три книжки о нем я прочел) сводится к тому, что раз Власова повесили, то судить его второй раз неэлегантно, остается — понять.

Что же касается моего ненаписанного романа, то, во-первых, он написан, и во-вторых, настолько плохо, что я даже удивлялся, перечитывая эти 650 страниц. Действительно, такой роман под заглавием "Пять углов"4 я написал еще в Союзе и с невероятными трудностями переправил в Америку. Когда-то хорошо сказал о нем вздорный и чудесный человек Давид Яковлевич Дар5: "Как вы умудрились написать роман — одновременно — страшно претенциозный и невероятно скучный!?"

Короче, роман никуда не годится, и не только потому, что первые 300 страниц написаны с оглядкой на цензуру. Видно, я, как говорится, не по этому делу. Из него не удалось даже выкроить повесть страниц на сто, все испорчено на химическом уровне. Я думаю, для романа нужно не особое состояние, а особые органы, особый характер, проще говоря — особый талант. И дело, конечно, не в объеме, а в каком-то неясном и неформулируемом качестве.

Уверен, что когда больной Чехов поехал на Сахалин (при тогдашних средствах сообщения), то действовал он лишь отчасти в поисках гражданской судьбы и даже вериг, а в значительной степени — в погоне за романом. В его письмах тоска по роману очень заметна, хоть она и ретушируется юмором. Ведь и тогда разница или даже дистанция между романистами и беллетристами считалась качественной. В общем, "комплекс романа" там был, и я не уверен, что Чехов избавился бы от него, даже если бы прожил на 30 лет дольше.

Ну, а от Чехова не так трудно перейти и к себе. Последние лет десять я пишу на одну-единственную тему, для русской литературы традиционную и никогда никем не отменявшуюся — о лишнем человеке. При том, что, по моему глубокому убеждению, все люди — более или менее лишние, а все проблемы в принципе неразрешимые.

Короче, романа мне не написать, как бы я этого ни желал. Я пробовал, и после первой неудачи пробовал, один раз написал 50 страниц, и на этих пятидесяти страницах ни один персонаж не ожил, все были из фанеры и говорили механическими голосами. Не получается. Без всякого кокетства я думаю, что прав был один мой знакомый, который говорил, что я принадлежу к "малым дарованиям".6 Ничего унизительного тут нет, поскольку это не оценка, а понятие, термин. Думаю, он был прав, и я готов с этим примириться.

А вот в связи с передачами моими на "Либерти" я чуть не обиделся на Вас. Ведь это самое радио — единственный ощутимый источник пропитания. Литературой я зарабатываю в последние три года от 3 до 5 тысяч, на эти деньги здесь не может прожить даже караульная собака. Лена7 зарабатывает на своей наборной машине долларов 100—140 в неделю, все у нас бесхозяйственные, все проедается мигом, ни о какой экономии никто не в состоянии думать, при этом — никаких медицинских страховок и ни малейших сбережений у нас нет. В общем, если я завтра сломаю ногу, то буду лежать на тротуаре, пока она не срастется. И т.д.

Кстати, к ужасу моему, радио "Либерти", как будто прислушавшись к Вашим безответственным рекомендациям, сократило мои передачи до одной в неделю, да и эта одна никем не гарантируется. Конечно, радио — это халтура, написаны все мои передачи кое-как, но конструктивной вредной лжи в них не так уж много. Как гражданин я — сторонник мирного сосуществования, но как отец семейства цинично уповаю на международную напряженность. А то переизберут ястреба нашего Рейгана, да и прикроют всю радио-лавочку. В общем, буду продолжать халтурить, разве что, узнав, что Вы слушаете эти передачи, буду писать их старательнее.

Надеюсь, 137-й номер8 уже вышел. Если все мои (и Ефимова) просьбы по-прежнему выполнимы, то попросите, пожалуйста, Леву Рудкевича9 выслать мне часть макета, когда Вы убедитесь, что он Вам больше не понадобится. Огромное спасибо.

Георгий Николаевич, дорогой, не подумайте, что я вовлекаю Вас в многословную переписку, это письмо ответа не требует, вот поговоритъ как следует — хотелось бы. В Вашем письме промелькнул намек на то, что Вы собираетесь к нам. Неужели опять будете так загружены и измучены? А то мы бы устроили пикник на берегу Мидоу-озера, в десяти минутах от нашего дома. Что же касается воблы, то ее сколько угодно в наших бесчисленных русских магазинах, о пиве же и говорить нечего. К Вашему приезду я буду водить машину, взял уже шесть уроков, способностей, правда, не выказал.

Всех вас обнимаю, Левушке огромный привет, масса людей тут его вспоминает с любовью.10

Будьте здоровы.

Ваш

С. Довлатов

1 Михаил Яковлевич Еселевский, адвокат, в 1979 г. эмигрировал из Одессы. В газете "Новости" (№№ 41—45 и 52—58, ноябрь-декабрь 1983) напечатал большую статью "Зигзаги", негативно оценивающую власовское движение. Ему оппонировал В. К. Завалишин, после чего в "Новостях" последовала еще одна статья Еселевского: "Дуэль при одной шпаге" (12.1.1984). В "Иностранке" под фамилией Еселевский изображен нью-йоркский таксист, чья судьба ассоциируется с реальным лицом: "На Западе Еселевский окончательно разочаровался в марксизме. Начал публиковать в эмигрантских газетах запальчивые статьи. Но затем разочаровался и в эмигрантских газетах. Ему оставалось только сесть за баранку..."
2 "Новости" — ежедневная (затем еженедельная) эмигрантская газета, издававшаяся в Нью-Йорке с сентября 1983 по февраль 1984 г. Евгением Рубиным и Павлом Палеем.
3 С Д. путает здесь двоих братьев: Рюрика Владимировича Дудина, псевд. Роман Днепров (1924—1995) и Льва Владимировича Дудина, псевд. Николай Градобоев (1910—1984) — эмигрантов "второй волны", сотрудничавших на радио "Свобода", в "Новом русском слове" и др.
4 Под названием "Пять углов" у С.Д. должен был выйти в 1975 г. сборник рассказов в Таллине. Однако в последний момент книга была запрещена. Роман, написанный С.Д. в середине 1970-х, был озаглавлен "Один на ринге" (хранится в архиве семьи С. Д. в Нью-Йорке). "Пять углов" — одно из гипотетических названий.
5 Давид Яковлевич Дар — прозаик. О нем смотрите эссе С.Д. "Последний чудак" в книге "Малоизвестный Довлатов".
6 Слова Валерия Алексеевича Грубина, ближайшего приятеля С.Д. с университетских времен.
7 Елена Довлатова (род. в 1939) — корректор, наборщица, редактор, жена С.Д., с 1977 г. в эмиграции.
8 В № 137 "Граней" напечатаны "Рассказы из чемодана".
9 Лев Александрович Рудкевич (род. в 1946) — биолог, психолог, доктор психологических наук, один из создателей в Ленинграде (вместе с Татьяной Горичевой и Виктором Кривулиным) самиздатского журн. "37" (1976—1981), в 1977 г. вынужден был эмигрировать, жил в Австрии, в Вене. В № 137 "Граней" напечатана его статья "Забытая годовщина" — об И.В. Мичурине, в 1986 г. короткое время (после ухода Поповского) был зам. гл. редактора "Граней". В 1991 г. вернулся в Петербург.
10 Лев Рудкевич, занимавшийся в Вене проблемами эмиграции из СССР, запомнился многим из тех, кто уезжал через австрийскую столицу.

15

01 марта <1986>

Дорогие: Наташа, Георгий Николаевич и Левушка, которого я отказываюсь называть по отчеству!

Посылаю вам два слегка преображенных радиоскрипта,1 отобранных, как мне кажется, в соответствии с профилем "Граней". Может, вы захотите использовать их в разделе коротких рецензий. Если не захотите — обид не последует. Если вас смутит заглавие "В круге первом" (как оно смущает меня самого), то назовите, скажем: "Эксперимент, симптом или случайность?".

Если понадобится псевдоним, то подпишите — Д. Сергеев. Инициалы "С. Д." не годятся, так подписывается в РМ Сергей Дедюлин.2 Между прочим, этот Дедюлин напечатал лет десять назад в "Вестнике РХД" статью "Пушкин и Бродский" (сравнение шло в пользу Бродского), подписал эту статью "С.Д.",3 и весь Ленинград был уверен, что это именно я помешался на почве любви к Бродскому.

Как вы там? Надеюсь, вас еще не сожрали темные силы? Надеюсь, вы не на каждую низость окружающих реагируете сердечными приступами? А также надеюсь, что мы увидимся весной, как обещала Наташа.

Всех обнимаю.

Ваш

С. Довлатов

1 О каких скриптах идет речь, установить не удалось. В начале марта 1986 г. Владимову оставалось редактировать "Грани" два месяца.
2 Сергей Владимирович Дедюлин (род. в 1950) — историк, журналист, с 1981 г. в эмиграции, в 1980-е сотрудник "Русской мысли". Живет в Париже.
3 "Пушкин и Бродский" ("Вестник РХД", № 123, 1977). Статья подписана инициалами Д. С. (не С. Д.), перепечатана из самиздатского журн. "37". Ее автор — не С. Д., и не Дедюлин, а Владимир Сайтанов; никакого сравнения "в пользу Бродского" в статье нет. Очевидно, само сопоставление жизненного пути и творчества Бродского с судьбой нашего национального гения вызывало в ту пору ощущение непомерного возвеличения Бродского. Точно так же "весь Ленинград" совсем не был уверен в авторстве С.Д. И у него, и у авторов "37" круг читателей пересекался весьма сильно, и, в общем, было известно, кто, что и где публикует.

16

15 мая <1986>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Довольно грустно то, о чем вы пишете. И все-таки мне кажется, что европейские безобразия как-то опрятнее наших, американских. Все же в подоплеке европейского свинства лежат — пусть заниженные, окрашенные безумием, но все-таки — идеи: антисемитизм, славянство, почва, левые, правые, будущее России.

В Америке — подоплека всегда денежная, а сами слова: "принцип", "идеал" — воспринимаются как неуклюжие и кокетливые ископаемые из Даля, такие же, как "тамбурмажор" или "шпрехшталмейстер". Всех тех людей в Нью-Йорке, которые не воруют, я знаю по именам и восхищаюсь ими так же, как в Союзе восхищался Солженицыным. Будь я Эрнстом Неизвестным, я бы ваял их одного за другим. Если бы вы знали, от скольких знакомых я слышал, что Миша Михайлов — дурак, и только потому это говорилось, что он — открытый и простой человек.

Именно поэтому меня давно удивляет интимная близость между Максимовым и Андреем Седых. Я никогда не пойму, что общего у фанатика и при всем его жлобстве — идейного человека Максимова с этим старым прохиндеем? Полностью и абсолютно доказано, что Седых крал деньги, жертвуемые Бунину Рахманиновым и Кусевицким, но никого это не интересует. У нас считается: если украл и не попался, значит — умница, настоящий бизнесмен.

Я ничего не преувеличиваю. Здесь именно воруют, грабят, причем нисколько не фигуральным, а самым базарным или вокзальным способом. К сожалению, это относится только к нашей эмиграции. Среди стариков ворья меньше, Седых — почти исключение. Какой бы причудливой, смехотворной и даже болезненной ни была деятельность Вадима Белоцерковского,1 я не могу, сравнивая его с нашими, забыть о том, что он во всяком случае — не вор и не жулик. В Нью-Йорке это воспринимается почти как святость. Ладно...

Скоро вам что-то пошлет (или даже уже послал) еще один славянский мыслитель Женя Наклеушев,2 печатавшийся в "Континенте". По типу он — начетчик, деревенский философ в оловянных очках и с самодельным телескопом в руке. Тем не менее, я, например, читаю его с интересом. На фоне всеобщего (не в Европе, а в Америке) балагурства, порядком мне надоевшего, хотя я отчасти сам его и взращивал, Наклеушев выглядит привлекательно. Должен сказать, что я еще в 1980-м году объяснял (как старший товарищ) Вайлю и Генису следующее.

Если писатель лишен чувства юмора, то это — большое несчастье, но если он лишен чего-то обратного, скажем, чувства драмы, то это — еще большая трагедия. Все-таки, почти не нажимая педалей юмора, Толстой написал "Войну и мир", а без драматизма никто ничего великого не создал. Чувство драмы было у Тэффи, у Аверченко, не говоря о Зощенко или Булгакове. Разве что одни лишь Ильф с Петровым обходились (и то не всегда) без этого чувства, создавая чудные романы. Короче, мне все время вспоминаются слова Бердяева: "Некоторым весело даже в пустыне. Это и есть пошлость".3 Это Бердяй (как его называет Бродский) имел в виду нашу русскую прессу в Америке.

Что касается рецензии Тудоровской на "Ремесло",4 то хочу настоятельно попросить вас — никогда и никаких рецензий не печатать "из симпатии к своему автору", если эти рецензии почему-либо вам не нравятся. Я не хотел бы говорить, что она пишет плохо, хотя бы потому, что Тудоровская очень внимательна ко мне, и в то же время я не хотел бы говорить, что она пишет хорошо, хотя бы потому, что это значило бы — мое одобрение ее похвалам в мой же адрес. (Простите за муторную стилистику.) Короче, умоляю вас всегда действовать, исходя из своих правил и вкусов.

Некрасова от всей души поздравляю с 75-летием и уверенно прошу вас поставить под поздравлением имена Парамонова, Вайля и Гениса. Мою фамилию ставьте всюду, где сочтете нужным, — я люблю покрасоваться.

Как уже говорилось по телефону, я забыл о чести и продал в газету "Панорама" несуществующую эротическую повесть о любви эмигрантки Муси Татарович и гангстера-латиноамериканца Рафаэля.5 Распущенная, но симпатичная женщина Татарович олицетворяет собой эмиграцию и даже Россию, а Рафаэль олицетворяет Запад. Уверяю вас, что эта страшная чушь ни при каких обстоятельствах не могла бы появиться в "Гранях". Как только (если) напишу что-то стоящее, сразу же отправлю вам.

Что же касается ваших дел, то в качестве рецепта и даже заклинания остается лишь процитировать слова, помещенные на зеленой обложке одного совсем не зеленого автора, а именно — "Не обращайте вниманья, маэстро!"6 и — соответственно — не прерывайте работы. Кстати, последние записи Окуджавы производят исключительное впечатление. "Эмигрант с Арбата" и "Римская империя" — шедевры. И стихи замечательные. С другой стороны, я уже года три слышу о каком-то немыслимо популярном в Союзе Александре Розенбауме. И вот мне дали его кассету — это страшная дешевка. Пародия на Высоцкого, но без точности, без юмора, а главное — без боли. Вырисовывается какой-то ряженый уголовник Милославский в роли Хлопуши.

Однако письмецо затянулось. Да, что вы решили насчет Сагаловского? Днем получил от него цикл стихов "Занимательная физика". Стихотворение про закон Архимеда кончается так: "Им определение дано, век оно умы людей тревожит, телу, погруженному в говно, никакая сила не поможет".7

Обнимаю вас. Будьте здоровы.

С. Довлатов

1 Вадим Владимирович Белоцерковский (род. в 1928) — публицист, журналист, с 1972 г. в эмиграции, работал на радио "Свобода", живет в Мюнхене и Москве.
2 Евгений Михайлович Наклеушев (род. в 1942) — публицист, с 1977 г. в эмиграции.
3 "Некоторым весело даже в пустыне. Это и есть пошлость" — авторство Бердяева не установлено.
4 Елена Александровна Тудоровская (1904 — 1986) — фольклорист и литературовед, в 1977 г. эмигрировала из Ленинграда. Ее рецензия на "Ремесло" С. Д. "Русский писатель в Америке" появилась в последнем подписанном Владимовым № 140 "Граней". В этом же номере ее статья о Валентине Катаеве "На озере Геннисаретском" оказалась последней из ею написанного: 04 июля 1986 г. она умерла в Нью-Йорке.
5 "Панорама" — эмигрантский еженедельник, выходящий с 1980 г. в Лос-Анджелесе под редакцией Александра Половца. "Проданная" С.Д. повесть "Иностранка" печаталась в нем, начиная с 13 июня 1986 г. (№ 270).
6 Вышедший отдельным изданием в обложке зеленого цвета рассказ Владимова "Не обращайте вниманья, маэстро!" (Франкфурт-на-Майне, 1983) назван по строчке из "Песенки о Моцарте" (1969) Булата Окуджавы. С.Д. написал на эту книгу рецензию "Красные дьяволята" ("Семь дней", № 49, 12 окт. 1984).
7 Наум Иосифович Сагаловский (род. в 1935) — поэт, сатирик, по основной профессии инженер, в 1979 г. эмигрировал, живет в Чикаго. Совместно с С.Д. и Вагричем Бахчаняном выпустил книгу "Демарш энтузиастов" (Париж, "Синтаксис", 1985). См. письма к нему С. Д. в "Малоизвестном Довлатове". Упомянутое стихотворение называется "Закон Архимеда".

17

22 июня <1986>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Мы тут не знаем, чем закончилась вся эта история, но, предполагая худшее, обнимаем вас и просим не падать духом.1 Хотелось бы знать, какие у вас перспективы в смысле пропитания, и вообще, что будет дальше? Не может ли произойти чего-то такого, в результате чего вы окажетесь в Америке? Во всех случаях, как писал Зощенко — литература продолжается.2 Представляю себе, как из-за всего этого сходит с ума Н.Е. Если будет возможность, черкните в двух словах, как развиваются события. А я сообщу всем заинтересованным лицам в Америке.

Ваш С. Довлатов

1 12 июня 1986 г. Владимов написал и распространил "Необходимое объяснение" (см. вступит. заметку). Оно было опубликовано в № 140 "Граней". Здесь же издательство "Посев" поместило свой "Вынужденный ответ" писателю.
2 Слова Зощенко из книги "Письма к писателю" (конец предисловия). С. Д. любил повторять их по разным литературным поводам.

18

20 сент. <1986>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Я не спрашиваю — как ваши дела, поскольку догадываюсь, что вы находитесь в эпицентре разговоров, отношений, слухов, деловых попыток и так далее, то есть претендовать на длинное письмо от вас было бы нахальством. В общем, я ни о чем не спрашиваю, а наоборот, сообщаю, что мы вас любим, уважаем и надеемся еще с вами поработать. Все помнят, что Владимов был единственным нормальным редактором на Западе.

Должен сказать, что я преисполнился отвращением ко всякому печатному слову и ушел, как говорится, в частную жизнь, а именно — получил в подарок трехмесячную таксу. Таксу зовут Яша, полное имя — Яков Моисеевич, в честь Андрея Седых.

В Нью-Йорке ничего не происходит (кроме скучноватых драк, учиняемых Шемякиным в недорогих русских ресторанах), все разобщены, никто ничего не читает, да, кажется, и не пишет. Лично я с периодической печатью никаких дел иметь не желаю, да и она, печать, не слишком за мной охотится. Радиоскрипты в "Панораме" — это не считается. Разумеется, Поповский всем говорит, что Владимов пострадал из-за недооценки Поповского.

С К. я не знаком, но он мне всегда заочно не нравился. Афишируемое православие внушает некоторый протест. Давно замечено, что высшие устремления духа не мешают таким людям с легкостью огорчать своих ближних. Столь же давно замечено, что успешно рассуждают и пишут о Боге именно люди с "неполной нравственностью" (выражение Марамзина, который в свою очередь тоже хорош), потому что люди истинно нравственные хорошо знают, каких непарадных, каждодневных, малоэстетических усилий стоит эта самая нравственность. Кстати, два-три абзаца на эту тему есть в интересных заметках Л.Я. Гинзбург, напечатанных в ленинградской "Неве".1

Для Вадима Белоцерковского я придумал чудный лозунг: "Терпимость — наше грозное оружие!".2 Тем не менее, я очень рад, что ваши отношения наладились — так он мне сообщил.

Обнимаю вас.

С. Довлатов

1 Лидия Гинзбург. За письменным столом. Из записей 1950—1960-х годов ("Нева", 1986, № 3).
2 Шутка использована в "Иностранке": один из персонажей дарит героине "...фотографию Белоцерковского с автографом: Терпимость — наше грозное оружие!"

19

02 мая <1987>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Не хотелось бы обременять вас длинным письмом, но как-то слишком уж мало мы про вас знаем. Разве что "Литгазета" иногда балует сведениями. Кстати, написанное там про Г.Н. по отвратительности ниже "Крокодила" сталинской поры.1

Через кого бы можно было узнать следующее:

1. На что вы, собственно, живете? Дело в том, что у нас с женой есть 2 тысячи долларов, отложенные на ремонт квартиры, то есть на нечто такое, что можно (и даже желательно) откладывать до бесконечности. Имейте это в виду.
2. Созидается ли "Генерал" и на какой он стадии? Где автор собирается его печатать? Дело в том, что у нас появился странный издатель Левков (издательство "Либерти"),2 действующий с некоторой широтой и выпустивший десяток книг в ярких обложках и без следов мучительной экономии. Странность же его в том, что он пока никого не обжулил, и это вселяет — одновременно — и тревогу, и удовлетворение.
3. Есть ли надежда, что вы будете связаны с каким-то печатным органом, чтобы прогрессивные авторы могли самовыражаться, не подвергаясь?
4. И вообще, в форме ли вы, каково состояние вашего духа?

В Америке наши знаменитости поначалу слегка рехнулись от мнимых заигрываний советской власти. Все, оказывается, получили какие-то тайные знаки любви со стороны Политбюро, и даже Глезер3 рассказал мне, что его куда-то зовут. Шемякин, как вы знаете, с готовностью разложился, а Неизвестный хотел было тоже разложиться, но вспомнил, что он бывший офицер, и с достоинством прекратил эти ужимки.

А вот вам местный анекдот из жизни. В Нью-Йорке выступал Вознесенский. Сначала читал стихи. Каждый раз говорил: "Здесь упоминается Норман Мейлер, который сидит в этом зале", "Там упомянут Артур Миллер, который сегодня присутствует". И т.д. Потом Вознесенский сказал, что главное сейчас не стихи читать, а рассказывать о событиях в СССР. Мол, задавайте вопросы. Прошло минуты две — никто вопросов не задавал. Затем поднялся симпатичный американский юноша. Вознесенский страшно ожил и затараторил: "Спрашивайте, спрашивайте открыто, что угодно..." Наконец юноша спросил: "Скажите, а где именно сидит Норман Мейлер?"4

В заключение, пользуясь бесстыдством эпистолярной формы, хочу сказать, что я вас люблю и уважаю.

Будьте здоровы.

Ваш

С. Довлатов

1 В московской "Литературной газете" 14 янв. 1987 г. появилась статья Б. Иванова (псевдоним) "Отщепенцы начинают и проигрывают" — ответ на статью Владимова "Серые начинают и выигрывают". В "Континенте" (№ 51, 1987) напечатан "Комментарий" Владимова к выступлению "Лит. газеты".
2 Илья Левков (род. в 1943) — политолог, в 1956 г. оказался в Польше, в 1957 г. в Израиле, в 1967 г. в США. В 1987 г. создал в Нью-Йорке изд-во "Либерти".
3 Александр Давыдович Глезер (род. в 1934) — критик, коллекционер живописи, издатель, гл. редактор журн. "Стрелец", с 1974 г. в эмиграции, с начала 1990-х живет преимущественно в России.
4 Этот анекдот в несколько иной редакции вошел в "Записные книжки" С.Д.

20

19 ноября <1987>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Ваша автобиограф<ическая> справка с грехом пополам переведена на англ<ийский> язык и передана по назначению. Конференция, в которую я Вас втянул,1 как и другие такие же мероприятия, создана для того, чтобы наши люди, живущие в разных странах, могли время от времени бесплатно встречаться. Между прочим, покойный В.П. Некрасов так прямо и высказался на предварительном банкете перед конференцией в Лос-Анджелесе2 :"Цель этой конференции в том, чтобы я обнял Эмку Коржавина и немножко выпил с Алешковским". Надо сказать, что американцы, устроители той конференции, выслушали все это с некоторым удивлением, наивно полагая, что цель конференции — крах тоталитаризма.

Наташу поздравьте с рецензией в 53-м номере журнала "Комплимент".3 О Трифонове давно уже пора было сказать что-то трезвое. Что касается Ваших высказываний на обложке моей книженции, то Вы и есть мэтр.4 Надеюсь, Вас это не огорчило?

Странно, что я сам не додумался ввести в сюжет попугая, он, действительно, должен был улететь до похода в сов. миссию, а потом вернуться.5 Но "Иностранка" вообще довольно нелепое сочинение, оно забыто. Ныне я сочинил идеологическую сатиру,6 действие происходит в Лос-Анджелесе на диссидентском симпозиуме "Новая Россия", масса прототипов, колкостей, беспардонного насмехательства или, как писал Зощенко — "смеха, вранья и веселья".

За "сварной чугун"7 извините, мы из служащих.

Всех обнимаю, очень рад будущей встрече.

Вагрич Бахчанян8 — главный шутник эмиграции, сказал про Горбачева: "Гласность вопиющего в пустыне". Здорово.

Ваш

С. Довлатов

1 Конференция "Writers in Exile" ("Писатели в изгнании") состоялась в Вене.
2 "Русская литература в эмиграции: Третья волна". Лос-Анджелес, май 1981 г.
3 Н. Кузнецова ("Континент", № 53, 1987).
4 На задней обложке книги С.Д. "Представление" (New-York, "Russica Publishers, INC", 1987) приведен отзыв Владимова: "...Мне кажется, что лишь немногие из молодых, состоявшихся только здесь писателей сумели выдержать бремя свободы. Из них я бы лучшим назвал Довлатова. Он целиком возник в эмиграции, по-моему, он не напечатал ни строчки прозы в Советском Союзе. И вот он как-то сразу понял свою задачу, он понял, что свободой нельзя разбрасываться, необходимо ее сохранить. И благодаря этому он достиг наибольшего успеха из той плеяды писателей, которая возникла на Западе... Это просто родившийся в эмиграции мастер".
5 В конце повести "Иностранка" персонажи ловят порхающего по Нью-Йорку попугая, улетевшего из квартиры главной героини Маруси Татарович. Очевидно, Владимов предлагал придать эпизоду символический оттенок: попугай улетел, так сказать, в знак протеста против замыслов героини.
6 Повесть "Филиал".
7 В финале "Иностранки" попугаю приносят "клетку из сварного чугуна".
8 Вагрич Акопович Бахчанян (род. в 1937) — художник, сатирик, с 1974 г. в эмиграции, в Нью-Йорке. В соавторстве с С.Д. и Наумом Сагаловским издал под придуманным им названием книгу "Демарш энтузиастов".

21

<Декабрь 1987>1

Милая Наташа!

Мне кажется, ничего драматического не произошло, хотя, надо сказать, известная сословность в ходе таких конференций, действительно, проявляется. Короче, виновные будут расстреляны. Литература продолжается.2

Ваш рыцарь Довлатян

1 Это послание начертано от руки на обороте записки: "Сергей Донатович! С Милославским — это такое хамство, как же можно было его бросить, но я-то с ним не близка, но ведь Вы-то с ним свершаете променады! Я тоже виновата, но от этого не легче. Н.". Во время конференции в Вене, на которой С.Д. встретился с Н. К. на Западе впервые, оба забыли пригласить на вечернюю прогулку не знакомого с городом писателя Юрия Милославского. Об этом эпизоде, не упоминая имени Милославского, Н.К. вспоминает в некрологе С.Д.
2 "Литература продолжается" — см. прим. 2 к № 17.

22

07 февр. <1988>

Милая Наташа!

Простите, что задержал ответ. Тут как-то все соединилось: и алкогольный рецидив, и неформальные отношения с запомнившейся Вам крупной женщиной Анитой,1 осложнившие мою семейную жизнь, и конфликт на радио, связанный с публикацией моего, я бы сказал, романа в "Панораме".2 Все это увенчалось, однако, 60000-м контрактом с издательством "Вайденфельд и Николсон"3 (помните лорда Вайденфельда, честно дремавшего все пять дней на нашей конференции?)4 так вот, Бродский что-то ему сказал, Анита задела свои какие-то струны, и в результате контракт на три книжки,5 который даст мне 60 тысяч в течение трех лет. Может, и в самом деле брошу радио-халтуру, на чем давно настаивает бескомпромиссный писатель Владимов.

Наташа! Раз и навсегда простите мне мои убогие шутки насчет того, что за Вас пишет Георгий Николаевич. Это глупо и неостроумно. Видно, я слишком давно не сталкивался с начинающими литераторами (а Вы начинаете просто блестяще) и бормочу невесть чего, не учитывая возможной реакции, простите. Ваши горделивые слова о том, что Владимов редактировал Дудинцева и Залыгина, вызвали мою сдержанную улыбку, поскольку Ваш супруг пишет лучше их обоих, как говаривал в аналогичных случаях Евгений Рейн — в четыре миллиарда раз.

Я согласен, что и Дудинцев, и Залыгин, и Рыбаков — это "литература больших идей", но меня давно уже ничего не волнует и не трогает в литературе, кроме ее физического естества, то есть — попросту — кроме слов. Все вышеперечисленные товарищи сочиняют на очень важные темы, но — длинно, приблизительно и не смешно. Если им кажется, что они похожи на Толстого, то пусть перечитают "Хозяина и работника" или "Холстомера", который является абсолютной формальной вершиной русской прозы. Дикси.

В доме Гладилиных я застал довольно-таки невероятную обстановку: две жены в одном доме, ребенок и невозмутимый (во всяком случае — внешне) молодежный прозаик, вперивший греховное ебло в телевизионные новости. Говоря без шуток, дико жаль всех троих — и Машу,6 и вторую женщину, которая показалась мне доброй и нелепой, и Толю, которого я вполне уважаю и который несколько раз почти удивил меня своим благородством в литературно-производственных отношениях. Например, Вайль и Генис, в общем-то, высмеяли его в печати, а Толя после этого сделал все возможное, чтобы протащить их на "Либерти" и дать им заработать.

Засим, как выразился бы В. Максимов, я обнимаю Вас (вас обоих) и от души желаю в наступившем году побольше шальных денег. Все остальное мы добудем сами. Всего доброго, Наташа. Вы — талантливая женщина, а значит, между нами много общего.

Ариведерчи!

С. Довлатов

1 Anita Birchenhall — секретарь Wheatland Foundation, фонда, организовавшего совместно с фондом Ann Getty конференцию в Вене "Writers in Exile".
2 В "Панораме" с 01 января 1988 г. (№ 350) печатался "Филиал" (первая редакция, отличающаяся от канонической, опубликованной в "Звезде"), повесть, отчасти высмеивающая хорошо знакомые С.Д. служебные порядки нью-йоркского отделения радиостанции "Свобода".
3 В английском изд-ве "Weidenfeld & Nicolson" вышли "Наши" (Ours. A Russian Family Album, 1989). Еще две книги С.Д. вышли у Вайденфельда уже после смерти писателя в "Grove Weidenfeld", нью-йоркском филиале изд-ва: "Чемодан" (The Suitecase, 1990) и "Иностранка" (A Foreign Woman, 1991).
4 George Weidenfeld титул лорда получил в 1976 г., сам он выходец из Австрии, откуда бежал в Англию в 1938 г., спасаясь от фашизма.
5 Как часто у С.Д. бывало, его воображение несколько опережало события: контракт еще подписан не был. Через 10 дней он сообщал Ю. Губаревой: "На днях подпишу контракт <...> с издательством "Вайденфельд"..."
6 Жена Гладилина.

23

23 апреля <1988>

Милая Наташа!

Начну с дела. Некая Лариса Шенкер, председатель местного клуба творческой интеллигенции,1 просила меня узнать, могли бы вы (с Г.Н., разумеется) приехать в Штаты и на каких условиях? Я Вам советую в ответном письме написать примерно следующее, чтобы я мог показать этот абзац Ларисе Шенкер: "Приехать мы могли бы и даже хотели бы, и выступить Г.Н.. готов, но нам должны оплатить дорогу и гарантировать какие-то заработки + что-то придумать с жильем. В Нью-Йорке мы можем остановиться у вас, но не во всех же городах у нас есть знакомые..." Что-то в таком духе. А в конце припишите: "И вообще, пусть организаторы нашего приезда обратятся непосредственно к нам".

У нас все более или менее по-прежнему. Дочка2 со своей рок-группой где-то в Европе. Мы получили от нее открытку, похожую на те, что слал Билл Гортон — Джейку Барнсу в романе "Фиеста": "В Германии было неплохо, в Голландии тоже ничего, но лучше всего было в Швейцарии".3 Ради такой открытки от собственной дочери стоило эмигрировать.

В Нью-Йорке засилье советской интеллигенции. Есть мнение, что Горбачев (так считает один наш знакомый) решил компенсировать вывод войск из Афганистана — вводом сов. интеллигенции в США. Закономерность такая: чем умнее приезжий, тем мрачнее его речи. Но Вы это все и без меня знаете.

Кто-то из ленинградцев рассказал мне такую историю. Якобы Горбачев был на спектакле, скажем, Марка Захарова, позвонил ему ночью и говорит: "Пердуха!" Тот немного растерялся, но подумал: "Может, у партийных жаргон такой, пердуха — в смысле гениально!" В конце концов выяснилось — "пир духа".4

Битова повидать не удалось, им заведует Алешковский, с которым я давно поругался. Да и не так уж мы близко знакомы. "Филиал" пришлю, как только издам, а когда издам, не вполне ясно: ибо с "Руссикой" я поругался тоже. Но что-нибудь придумаю, не спеша. Тем более что нет ощущения "крупной творческой удачи". Так сказал о своей последней книге поэт Кленов-Купершток.5

С увядающей блондинкой пришлось расстаться по настоянию моей жены Лены, но контракт к этому времени уже был подписан. Все это очень грустно, надо было мне с Анитой просто подружиться, потому что она милая, умная и ни разу в жизни не солгавшая американская женщина. Но как всегда я со своей советской низостью все испортил.

Обнимаю ваше семейство и надеюсь хотя бы раз в год с вами видеться. Такое ощущение, что не удалось как следует поговорить.

Будьте здоровы.

С. Довлатов

1 Лариса Иосифовна Шенкер (род. в 1932) — один из руководителей нью-йоркского Центра культуры эмигрантов из Советского Союза, гл. редактор издаваемого им журнала "Слово — Word", в эмиграции с 1975 г.
2 Екатерина Довлатова (род. в 1966) — с 1977 г. в эмиграции, закончила Лондонский университет, специалист по русской литературе.
3 В начале восьмой главы "Фиесты" Хемингуэя о Билле Гортоне сказано: "Он писал, что в Вене чудесно. Потом — открытка из Будапешта: "Джейк, в Будапеште чудесно". Потом пришла телеграмма: "Приеду в понедельник". И т.д. — в переводе В. Топер, которым был увлечен С.Д. в начале 1960-х.
4 Анекдот в слегка измененном виде включен в "Записные книжки" С.Д.
5 Арон Ильич Купершток, псевд. Андрей Кленов (род. в 1920) — эмигрантский поэт. Между прочим, в "Иностранке" ему приписаны такие строчки: "Наследник Пушкина и Блока, / я — сын еврея Куперштока!.."

24

17 окт. <1988>

Дорогие Наташа и Георгий Николаевич!

Не дожидаясь ответа, продолжаю морочить вам голову. Дело в том, что я получил письмо от Маши Гладилиной, в котором сказано: "Звонила Наташа Владимова, встревоженная. До нее дошли слухи, будто бы вы сняли свою подпись под письмом в защиту Владимова. Мы с Толей сказали, что этого не может быть". Маша права — этого не может быть и не было. Когда-то я таковое письмо (в деле с "Гранями" и НТС) подписал, вернее — счел за честь подписать, и больше никогда мне никто никаких писем в защиту Владимова подписать не предлагал.

Если какое-то новое письмо в какую угодно инстанцию и по какому угодно поводу (в защиту Владимова) существует, то я прошу поставить под ним и мою подпись. Если это письмо уже опубликовано, то я прошу сообщить мне — где именно, и я немедленно отправлю туда частное письмо в поддержку прогрессивных сил. Я знаю, что моя подпись не принадлежит к числу самых весомых, но для меня самого важно не оставаться в таких случаях в стороне. В любом конфликте творческой личности с любой, самой дивной, нетворческой организацией я всегда на стороне творческой личности.

И еще одна просьба, на которую я, вроде бы, имею право как любящий и уважающий вас человек. А именно: поскольку не все меня очень любят, то если вы услышите о какой-либо моей неблаговидности в отношении вас, прежде, чем верить этому, удостоверьтесь у меня, что тут что-то не так. Я не хочу выяснять, кто сказал вам про снятую подпись, но в будущем прошу ничему подобному не верить.

Обнимаю вас.

С. Довлатов


25

03 ноября <1988>

Милая Наташа!

Рад, что недоразумение с подписью устранилось. Соображения Г.Н. относительно "Нового журнала", переезда в Америку и т.д. — принимаю на 75%, остальные 25% выражают мою горечь по поводу того, что вы так далеко. А с другой стороны, у Толстого в "Смерти Ивана Ильича" один герой жалуется, что на похороны ехать далеко, а другой персонаж возражает: "От вас все далеко. Вы, сударь, за рекой живете..."

В связи с "Верным Русланом" очень рад за Г.Н., и еще больше за "Знамя".1 Я сто раз говорил и еще раз повторяю — это лучшая книга, написанная эмигрантом. Я ее перечитывал летом, все помню.

Ш. я давно и хорошо знаю с плохой стороны. Он, как ни странно, честный, прямой и даже в каком-то смысле героический, но очень глупый человек, глупый и порабощенный своей тоже глупой и тоже честной женой В., кузиной Р. Вся эта мрачная бригада — С., Ш. и еще с пяток неулыбающихся личностей — обожают Солженицына, который им достался взамен Сталина. Кажется, сам Солженицын слегка их презирает, во всяком случае, циркулирует масса сплетен о том, как он кого-то из них куда-то не пустил, не пригласил, не принял и пр.

Сам Ю. Ш. наименее паршивый из них, лицом он чрезвычайно похож на мандолину и представляет собой тип пожилого драчуна, начинающего день с долгой утренней гимнастики, обременительной для семьи. Говорит он с охотой либо о возрождении Киевской Руси, либо о том, как он избил до полусмерти от трех до шести человек. Стоит ли добавлять, что конкретной профессии у него нет, если не считать таковой "борьбу за правду". Думаю, что в Москве он был "литературным работником". У нас все более или менее в порядке. Скоро пришлю две новые книжки, тонкие и не вполне гениальные, как всегда.

Я получил анкету из "Иностранной литературы" и письмецо из "Радуги", в котором они просят рассказы. Рассказы отослал. Ленинградская "Звезда" тоже хочет что-то напечатать.2 В общем, что-то происходит. Мы купили домишко в горах,3 что нас вконец разорило: налоги, адвокаты, починки и множество других расходов. Так что мы снова из категории "опрятная бедность" перешли в категорию "нищета", но все же это — американская нищета. Где Ваши, Наташа, новые статьи и рецензии? Я, правда, не читаю почему-то "Русскую мысль", и тем не менее. Печатаетесь ли Вы?

Всех обнимаю.

Ваш

С. Довлатов

1 В СССР "Верный Руслан" впервые напечатан в журнале "Знамя" (1989, № 2). Речь идет о предстоящей публикации.
2 В "Иностранной литературе" (1989, № 3) появились ответы С.Д. на анкету, распространенную среди "писателей русского зарубежья". В таллинском журнале "Радуга" (1989, № 5) напечатаны рассказы "Марш одиноких" и "Голос". В "Звезде" (1989, № 10) опубликована повесть "Филиал".
3 В 1988 г. С.Д. купил на севере штата Нью-Йорк (около 100 миль от Н-Й.) в Катскильских горах (Catskill Mountains) возле городка Монтиселло (Monticello) небольшой участок земли с домом, который он называл "бангало".

26

03 марта <1989>

Милая Наташа!

От души поздравляю Г.Н. и Вас с появлением "Руслана"1 — значит, что-то происходит. Уже и до меня, представьте себе, дело дошло: в таллинской "Радуге" идут 4 рассказа, и повесть "Филиал" в ленинградской "Звезде". Приезжал сюда некий Анджапаридзе, человек гомерической развязности — выбранный тайным голосованием директор "Худлита", щеголял только что выпущенными — Набоковым, Мариенгофом, Оруэллом, Замятиным и т.д. Прочитал одно мое сочинение и хочет в апреле говорить о книжке.2 В общем, дождались. Настроение при этом — гнусное, аллергия не проходит, радио опротивело, до Льва Толстого мне так же далеко, как и 20 лет назад, и если мне чего-то и хочется по-настоящему, то это — выпить, закурить и позвонить по телефону увядающей крупной блондинке.3 Но — курить и пить запретили врачи, а блондинку — жена Лена.

Рецензии Ваши мне вдруг попались, сразу две, обе (как и всегда) хорошие.4 Почему бы Вам не сесть за книжку, я говорю не о сборнике статей или рецензий, а именно о книге, как говорится, "на тему", например, об утрате нобелевского принципа в сов. литературе, о торжестве политики над эстетикой, и так далее — с примерами, творческими портретами и пр. Жду. Георгию Николаевичу огромный привет.

Сагаловскому Ваши комплименты передал, на что он реагировал как растленный еврей и южанин: "Сколько ей лет?!" Напоминаю, что Вы когда-то хотели дать мне прочесть какие-то Ваши дневники — живо интересуюсь.

Будьте здоровы и по возможности благополучны.

Ваш

С. Довлатов

1 В "Знамени" (1989, № 2) появился "Верный Руслан".
2 Георгий Андреевич Анджапаридзе (род. в 1943) — директор московского изд-ва "Художественная литература". Ни одной книги С.Д. это изд-во не выпустило.
3 За два дня до этого письма, 01 марта, С.Д. писал мне то же самое — почти слово в слово: "В общем, все, казалось бы, пришло к какому-то внутреннему равновесию, не голодаем, печатаемся, сын растет, мать жива, жена не опротивела, дочка в рожу не плюет, тем не менее, я — больной мрачный старик, мнительный, с комплексами, всех ненавижу <...> а если годами не пью, то помню о Ней, проклятой, с утра до ночи, и если в глубине души о чем-то мечтаю, то именно о том, чтобы выпить, закурить и позвонить по телефону <дальше идет имя нашей общей ленинградской приятельницы>".
4 Рецензии Н.К., ее лит. критика, публицистика, выступления на радио собраны в вышедшей посмертно книге: Наталия Кузнецова. "Что с нами происходит?" (М., "Текст", 1998).

Публикация, подготовка текста и комментарии Андрея Арьева


Опубликовано в журнале:
«Звезда» 2001, №9

 

www.pseudology.org